Подошли к Варшавке. Лошади проваливались в глубокий снег, ёкали селезёнками, беспокойно оглядывались на людей. Те гладили их напряжённые нервные шеи и дрожащие бока, успокаивали приглушёнными голосами:
– Тише, милая, тише… Скоро перейдём, сенцом где-нибудь разживёмся.
Первым через дорогу перебежал Воронцов. За ним – Турчин. Следом, ведя в поводу лошадей, пошли старшина Нелюбин, Кудряшов, кузнец дядя Фрол и остальные. Когда отряд исчез за дорогой в лесу, из-за снежного отвала вскочил Губан, подхватил пулемёт и побежал следом. Бежал он быстро, ловко перепрыгивая через комья снега и радуясь тому, что и его служба на дороге закончилась благополучно.
Снова всю ночь шли. Теперь держались вдоль дороги. К утру вышли к деревне. Деревня как деревня. Примерно в километре от Варшавки. Дворы целы. Услышали немецкую речь. Свернули, чтобы обойти селение стороной. Углубились в ельник и остановились на очередную днёвку.
Канонада гремела со всех сторон.
– Где он, фронт? Куда идти? – гадали партизаны.
– Пойдём на северо-восток, – решил Воронцов.
– Надо зайти в какую-нибудь деревню. Хоть разок в тепле поспать. А, командир? – Кудряшов, сжав небритые тонкие губы, скупо и вопросительно смотрел на Воронцова.
– Вот там где-нибудь и найдём подходящую деревню. А здесь, у шоссе, сами видите, везде гарнизоны. Им, на дороге, тоже холодно.
– А что ж, Курсант, выходит, мы свою деревню бросили? Народ? – Теперь на Воронцова вопросительно смотрел дядя Фрол.
– Немцы за ними не пошли, – ответил он. – Мы увели их от обоза. И это было нашей основной задачей.
– А теперича ж что? Они – там? А мы – тут? Надо к ним идти.
– Надо где-то остановиться. Найти базу. В какой-нибудь деревне. А потом идти искать обоз. Чем мы им сейчас поможем? Ничем не поможем, дядя Фрол. Продуктов у них пока достаточно. Не пропадут. Выйдут к какой-нибудь деревне. Или найдут тот хутор возле озера, о котором говорил Пётр Фёдорович.
– Ты что, дядя Фрол, по старухе своей заскучал? – засмеялся Кудряшов. – Забудь до победы.
Кузнец хмуро посмотрел на Кудряшова и сказал:
– Не лопочи, лопоцон…
Это немного разрядило молчание, которое угнетало людей своей неопределённостью. Потери, которые отряд понёс на завалах и во время отхода, тоже действовали угнетающе. Там, в Красном лесу, остались почти все вяземские, студент Гавриков, казаки, перешедшие на их сторону, многие из прудковских. Хотя, на это Воронцов тоже теперь надеялся, некоторые моги уйти по дороге на озеро, а значит, возможно, уже пристали к обозу. Но отходить по дороге он запретил категорически. Отступать вслед за деревней – это навести немцев на обоз. Все эти дни шёл снег, ночью бушевала метель, и санный путь, проделанный прудковцами, теперь уже не так-то просто отыскать. А если лыжники кого-то захватили в плен? Если выпытали всё? И об обозе, и об отряде?