– Вразуми, Господи, как жить дале?
* * *
В ноябре-грудне огородились города и деревни снеговыми сугробами, отвьюжило метелями, занесло дороги, а в декабре-студне, когда погода чуть унялась, из Твери выехал санный поезд. Князь Борис отправил боярина Семена в полюдье по тверским землям.
Два долгих месяца ездил боярин, дань собирая, спал в шатре походном, в избах курных, всякого насмотрелся, и слез, и упреков наслушался.
Растянулся санный поезд, дорога все больше лесами тянется. Сани, груженные зерном, мясом мороженым, салом и птицей битой, с липовыми бочоночками меда, с рыбой и иной продукцией, какой платили смерды князю и боярину. А на нескольких розвальнях кули с пушниной.
Дворецкий торопился, близилось Сретение Господне, а еще полпути домой в Тверь не проехали.
Дорога малоснежная и зима влагой бедна, не доведи Бог, дожди весной стороной княжество обойдут, быть недороду. Голод и мор – бич страшный. Князь Борис, наряжая Семена в полюдье, наказывал смердов не слишком притеснять, ино в будущую зиму что со смерда возьмешь.
Впереди и позади обоза сани с оружной челядью. Боярин сидел в кошовке, и никто не мешал ему оставаться один на один со своими мыслями.
Закутав ноги в медвежью шкуру, вспомнил, как говорил смердам: вашего не хочу, но и княжьего не упущу.
Из полюдья ворочаясь, боярин Семен наскочил на затерявшуюся в лесу деревеньку в несколько изб. И как же был удивлен, когда узнал в мужиках тех смердов, какие, не выплатив ему дань, ушли в бега с его земель.
Разыскала челядь старосту. Боярин к нему подступился:
– Почто мужиков свел, Антип, дань скрыли? Ан, не удалось. Ноне за все плати.
И велел высечь старосту, а челядь по клетям метнулась. До темна искали, но ничего не нашли.
Накричал боярин на мужиков, до утра на правеже проморозил, да так ни с чем и отъехал, наказав старосте:
– В будущее полюдье за все сполна ответите…
* * *
Весна пришла, и о ней возвестили шустрые воробьи. Они чирикали, суетились на бревенчатых мостовых, заводили громкие драки, наскакивали друг на друга, ершлись.
Вышел князь Борис на крыльцо, поглядел на расхрабрившихся воробьев, улыбнулся. Увидел проходившего дворецкого, подозвал:
– А не напоминает ли это тебе, боярин Семен, наших князей?
– Давно, княже.
– Есть над чем задуматься. Давно я в Литву не ездил. Там со смертью Витовта паны именитые грызутся. Каждый себя великим мнит. Эвона, от Свидригайлы к Казимиру добрались. А Казимир-то сын Ягайлы. Каким-то он в зрелости окажется? Нам бы свое воротить, земли наши, что под Литвой.
– Чем боле у панов гонора, князь Борис, тем слабее Литва, так я мыслю. Она ноне навроде паука разжиревшего.