Тихо в ханском дворце, и замерла Казань на закате солнца, встали татары на намаз. К Аллаху милостивому их взоры, чтоб даровал им победу над гяурами.
А отстояв, тихо расходились заснеженными улицами, редко переговариваясь. Иногда стукнет калитка дувала и снова все замирало.
В печали Казань-город.
Молчаливы стражи ханского дворца, недвижимы караулы на высоких городских стенах.
В покоях большого ханского дворца полумрак. Хан Улу-Магомет ведет разговор с казанским муфтием. Муфтий седобород, худощав и зеленая чалма его приспущена на седые брови. Он смотрит на хана и говорит:
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного. – Проводит ладонью по лицу и бороде. – Ему принадлежит то, что в небесах и на земле.
Улу-Магомет восседает на зеленом ковре, калачиком свернув ноги, покачивает головой:
– И пусть знают те, которые препираются. О наших знамениях, что нет им спасения.
Узкие щелочки глаз вперились в муфтия. Они, кажется, влезают в его душу. И муфтий говорит:
– Аллах сведущ и мудр, полагайся, великий хан, на Аллаха.
– Достойный муфтий, ты читаешь святой Коран, тебе известны его суры. Так скажи, отчего отошли наши тумены от тех гяуров, какие подступили от города на Волге-реке? Аллах взял к себе моего любимого Мустафу.
– Полагайся на Аллаха, великий хан, – снова повторил муфтий, – на милость его!
Улу-Магомет прикрыл глаза, шепчет:
– Аллах который год милостью своей обходит нас стороной.
Хану нездоровится. Он плотно запахивает халат, пьет кумыс, а взгляд блуждает по стенам.
Глаза останавливаются на саблях, кольчугах, луках. В который раз Улу-Магомет задает себе вопрос, почему большая Орда, Орда великого Чингиса и Батыя раскололась и нет среди ханов единства? Не потому ли так осмелели урусы, что ведут войну против казанского ханства?
Но Улу-Магомет верит, Аллах обратит свой взор, и Орда покорит весь мир и неутомимые кони потомков могучего Батыя проложат дорогу к северному морю.
У муфтия не по-доброму сверкнули глаза:
– О, великий хан, во имя Аллаха милостивого, милосердного. Аллах велик и велики дела его.
Вошли темники, рассаживались полукругом. Улу-Магомет с прищуром смотрел на каждого.
– Хан, – наконец сказал старый темник Ибрагим, – не наша вина, что мы отошли от урусов. Снег и метель заставили нас повернуть наших коней, а смерть Мустафы прими как должное.