Тревожным было пробуждение. Хоть и не звонил колокол и метель унялась, а предчувствие взволновало.
День начался как обычно, с великой княгиней в домовой церкви молились, затем всей семьей трапезовали. Думу малую отсидел, с боярами совет держал, а недоброе предчувствие не оставляло.
И оно не обмануло. К вечеру явился из Москвы гонец от вдовствующей великой княгини-матери Софьи Витовтовны: под Нижним Новгородом казанцы перехватили великого князя московского Василия Васильевича и раненого в полон увезли.
* * *
И снова бессонница. Вот уже которую ночь не покидает. Мысль беспокойная неотступна. Борис думает, что распри московские не к единству Руси ведут, они тяготят своей неопределенностью. Золотая Орда, крымская, теперь вот казанская не только набегами пустошат, но полоны князьями берут.
И как быть? Чем участь великому князю облегчить?
Поднялся тверской князь, сел на край кровати. За оконцем еще ночь, только край неба посветлел.
А время-то, уже и на весну, кажется, повернуло, вон и морозы спали.
Того и гляди снега плющить начнет.
Борис накинул на себя кафтан, подошел к погасшей печи. Изразцы, какими она обмурована, уже остыли, но в опочивальне тепло держится.
Снова мысль, как помочь Василию?
А Шемяка ярится. Зло торжествует. Знает, ему быть великим князем московским. Князь звенигородский отказывается. Того и гляди со своими сторонниками московскими Шемяка на княжество великое усядется. Тогда сошлет всю семью великого князя Василия Васильевича в какой-нибудь отдаленный городишко…
Вспомнил прошлую Думу. Она была долгой, и бояре сидели подавленные. И только князь Холмский говорил резко:
– Великий князь Василий малый отряд лыжно вел, когда Улу-Магомет на реке Шерли на него целым полчищем напал. Полторы тысячи московских ратников полегло, а самого Василия Васильевича в полон увезли. Ровно тати, в ночи татары подступили. Надобно в единении с Москвой на Казань идти.
Однако бояре молчали, сидели, понуро головы склонив, а дворецкий обронил:
– С Москвой ты верно заметил, князь Михайло, да как с ней заедино, коли в Москве Шемяка суетится. Эвон, я уже слышал, он московского боярина Старкова к хану послал, с дарами Улу-Магомету, чтобы не отпускал Василия, держал в плену.
Дума зашумела:
– Ах он окаянный, отродье! В роду Рюриковичей такого не бывало.
– Да и кто полонен был, разве что князь Игорь Северский половцами?
В тот день разошлись бояре, так ничего и не приговорили. И только вчера боярин Семен сказал, предлагая:
– А не послать ли те, великий князь тверской, гонца к Улу-Магомету с дарами именитыми и просить выпустить князя Василия из неволи?