Мужик поглядел на князя с хитринкой.
– Может, и не так, княже, по скудоумию речь моя.
Борис крутнул головой, хмыкнул.
– Да уж и не совсем по скудоумию. Что ответить те, мужик, не ведаю. Одно и знаю, во вред это противостояние земле русской. А когда конец всему этому, только Богу вестимо…
Дрова в печи перегорели. Дударь поднялся, сутулясь выбрался во двор и вскоре вернулся с охапкой поленьев. Не торопясь, подложил в печь, и вскоре они полыхали ярким пламенем.
Тверской князь глядел на огонь задумчиво. Наконец промолвил:
– Так и жизнь человека, то разгорится, то гаснет. А настает час, и потухает огонь в душе человеческой. Совсем погаснет…
– А метель вроде гаснет. Ветер меняется, – сказал Дударь. – Низовой подул. Думаю, уймется к утру непогода.
* * *
Надумав слать грамоту в Коломну, тверской князь совет держал. Не на Думе, а с боярином Холмским один на один беседовали. Борис говорил:
– Я, Михайло, и решил уже, ежли князь Юрий изгонит Василия из Коломны, принять его в Твери. В том и боярин Семен поддерживает. – Князь Борис смотрел на Холмского вопрошающе. – Решил так, а ноне сомнение берет. Галичане на меня взъярятся. И князь Юрий обиды на меня затаит.
У Холмского будто ответ готов, враз ответил:
– А ты, княже, о том, что галичане помыслят, не думай. И решение твое верное, шли гонца в Коломну. Чую, галичские княжата, Шемяка и Косой, еще перегрызутся меж собой. Тогда и Василия черед настанет. Не все московские бояре руку Юрия приняли, а Василия оттолкнули. Тебе княже с Василием заодно быть, в одной упряжи ходить, да не считаться, кто в коренниках, кто в пристяжных, едину лямку тянуть, едину Русь собирать. В том ты в Литве будучи убедился.
Они вышли из собора, продолжая разговор, спустились с паперти, приостановились.
– Однако, мороз еще давит, – потер руки Холмский.
– Дави, не дави, а на весну потянуло. Я, воевода Михайло, совет твой выслушал, однако еще подумаю.
– Не мое слово решающее, княже, твое.
Борис кивнул:
– А может, и у Думы совета испрошу.
Весны ждали, а она задерживалась. Морозы отступали медленно, казалось, им конца не будет.
А когда вдруг настало тепло и растаял снег, зажурчали ручьи по тверским бревенчатым мостовым, обновились воды в Твериче и Волге, а леса, в обилии выросшие по всей русской земле, встряхнулись ото сна, ожили.
Князь Борис, едва Волга очистилась, на первую весеннюю тоню выбрался, где его уже дожидался Любомир с рыбаками. Однако не успели первую сеть снять, как появился оружничий с известием необычным, заехал в Тверь из Москвы князь Юрий Дмитриевич.