Борис тут же поспешил домой. Пока добирался, все думал, что заставило Юрия в Твери объявиться?
Встретились в гриднице, обнялись. Борис о дороге справился, велел баню истопить. Долго сидели в трапезной, говорил больше Юрий. Тверской князь понял, с обидами приехал московский князь. Ждал, на кого Юрий Дмитриевич жаловаться будет. А он не заставил ждать.
– Ты, князь Борис, поди удивился, когда узнал о моем приезде?
Тверской князь хотел сказать, что Юрий совсем поседел, осунулся, но тот все о своих печалях говорил:
– В Галич еду я, Борис, а к те завернул душу излить. Сел я на великое княжение в Москве, а ноне задумался. А надо ли было Василия изгонять? Теперь зрю, зло ждет Русь, коли князьями московскими сядут сыновья мои Шемяка, либо Косой, души их шерстью поросли, злобой они дышат, зло сердца их источают.
Борис слушал, не перебивал. Не пустые слова князя. Но вот замолчал Юрий Дмитриевич, испил глоток пива, долго глядел на оконце, пока снова не заговорил.
– Больно признаваться мне, но хочу душу свою облегчить. Как нынче перед Господом стоять буду. Отправляясь в Галич, боярина Старкова в Коломну послал, просил Василия на стол московский воротиться, а я останусь галичско-звенигородским князем…
Выговорился Юрий, замолчал. Борис сказал:
– А может, князь Юрий Дмитриевич, надобно было волю покойного Василия Дмитриевича признать? Сразу с духовной его согласиться?
– Бес попутал, Борис, бес. Ноне гляжу на сыновей своих и думаю, ужли детям моим алчность разум затмила?..
Они еще долго сидели в трапезной. Выговорился Юрий, тверской князь вопросами его не одолевал. Время к полуночи повернуло. Борис поднялся:
– Дорога у тя, Юрий Дмитриевич, дальняя и подъем ранний, пора и на покой.
В опочивальне тверской князь сказывал жене:
– Слушал я, Настена, князя Юрия, и жалость в меня закралась. Видно, немалую обиду Косой и Шемяка причинили отцу.
Нахмурила брови княгиня:
– Жалостлив ты, князь. А я Юрию Дмитриевичу и сыновьям его веры не даю. Чую, еще замахнутся они на московское великое княжение.
– Ты, Настенушка, навроде оракула дельфийского.
– Не оракула, князь Борис, но волчья алчность княжат галичских мне ведома.
Борис бороду погладил, сказал со смешком:
– Я, княгинюшка, давно это раскусил, да все хочется и доброе о них помыслить.
– В делах добрых ни Шемяка, ни Косой не замечены, напрасны чаяния твои, князь Борис.
– Возможно, и ошибался я, да Бог простит. Однако за Василия радуюсь, не злой он и обид князю Юрию Дмитриевичу чинить не станет.
* * *
Борис проснулся первым. Осторожно, чтобы не разбудить Анастасию, выбрался из-под широкого одеяла. Босые ноги утонули в медвежьей полости, разбросанной по полу. Тихо оделся, вышел из опочивальни.