Сырое, холодное дыхание тающего снега не давало покоя Борису. Пробудится и слушает, как журчит, убегая к Волге, ручей, сползает с крыши мокрый пласт, плюхается на землю…
Беспокойно тверскому князю, редкие дни спокойные. И все жди, какая орда первой навалится на Русь, та, что с востока, или та, что с запада?
С востока татаро-монгольские конные полчища. Разделенные опытной рукой великого полководца на десятки, сотни, тысячи и тьмы, они, подобно саранче, уничтожая все живое по пути, пройдут многими землями, и их черный след еще не один век останется на Руси.
А может, не с востока угроза Руси, а с запада? С запада двинется железное чудище, и закабалит оно многие встречные народы на многие лета, как держат сегодня в повиновении не одно восточное славянорусское княжество. Уйдет Литва, останутся дымы пожарищ да пепел заместо деревень…
Такие мысли давно уже тревожат тверского князя. И они не беспочвенны. Со времен Витовта не один великий князь правил, не один король. И города, и княжества как захватила Литва и Речь Посполитая, так и остались за ними.
Развернув на столе пергаментный свиток-карту, невесть как попавшую в Тверь, с каким гостем торговым, никто не мог сказать, князь Борис разглядывал княжества, захваченные княжеством Литовским и Речью Посполитой. Вот и сегодня они крепко держат города славянские, русские. А те вольные, окраинные республики, Новгородская и Псковская, от воли вечевой зависят. Прокричит вече «хотим под литовского князя», либо «быть с Речью Посполитой», и быть посему.
Задумался Борис, как всему этому противостоять? Недруги у Руси сильные, им раздоры среди князей в радость. Коли же княжества объединятся, тогда и сопротивляться вражеским полчищам возможно, вон как Дмитрий, князь Донской, орду Мамая побил.
Прищурившись, тверской князь внимательно смотрит на карту: вот княжества Ярославское, Ростовское, Суздальское, а вот Владимирское, Переяславское, Муромское. А сколько их малых уделов: Кашинск, Звенигородск и иные. Объединить бы их, какая сила поднялась бы на Руси.
И тут Борис можайского князя вспомнил, княжат галичских. Не оправдания стал искать им тверской князь, а о причинах раздоров подумал. Как унять их обоюдную лютую неприязнь, что мешает объединиться Руси, здравому разуму восторжествовать. И чтобы такое слияние произошло непременно под стягом княжества Тверского. Иначе великий князь Борис Александрович не мыслил. Время Калиты и Донского, какие Московскую Русь возвеличивали, минуло, а Тверь выстояла, поднялась после казни великого князя Михаила с колен, снова стала княжеством великим. Ей и пристало ноне стоять над всей русской землей.