– Что, сын, какие заботы ко мне загнали? – спросила Софья Витовтовна насмешливо. – Гляжу на тя, и в кого ты такой слабовольный уродился. Ни в меня, ни в деда Витовта.
Василий улыбнулся краем рта:
– В себя, матушка.
– Потому-то и козни творят противу тебя братья твои двоюродные. И дядька родной Юрий сколь лет на тя замахивался.
Василий ждал, пока мать выговорится, сказал:
– Повидал я седни владыку Иону. Опередили нас греки, своего митрополита шлют нам.
Софья Витовтовна усмехнулась:
– Смута виновата, – и губы поджала.
– Да вроде притихли галичане.
Вдовствующая княгиня укоризненно поглядела на сына:
– Нет, Василий, ты на них своими очами не гляди, они еще покажут свои зубы. А они у них клыки волчьи. Но знаешь, сыне, я их хоть и остерегаюсь, а боле всего коварства можайского князя боюсь. Приглядись, сыне, к боярам московским, какие руку Юрия Звенигородского держали.
И уже когда Василий комнату-келью матери покидал, сказала княгиня:
– Ты, Василий, Ванятку, внука моего, к княжению великому московскому привлекай. Разум у него, чую, государственный будет и воля. Ему княжество Великое Московское принимать.
Василий голову склонил, соглашаясь. А Софья Витовтовна продолжала:
– О владыке, сыне, чего печься. Приедет грек, займет епархию митрополичью, вот и послушаем его, первосвятителя. К чему паству духовную взывать станет.
* * *
В Можайск Шемяка приехал потемну. Из Звенигорода пробирался. За городскими воротами его встретил князь Иван. Вдвоем проехали безлюдными улицами, вошли в неосвещенные хоромы. Отрок нес свечу, освещал дорогу. За стол в трапезной уселись, и вскоре девки внесли зажженные плошки, бочоночек с хмельным пивом, чугунок с наваристыми обжигающими щами, мясо жареное на угольях, языки говяжьи отварные.
Выпили князья, на еду налегли. Шемяка с дороги оголодался, ел жадно, больше помалкивал. Разве что спрашивал:
– Уведомил ли тя, князь Иван, Старков, что я к тебе приеду?
– Гонца посылал, Афоньку Апухтина.
И снова по корчаге выпили.
Шемяка щи горячие хлебнул, причмокнул:
– Наваристые!
– Ты бы, Дмитрий, всю эту неделю из хором ни ногой, люду очи не мозолил бы. Береженого Бог бережет. А то ведь какой глазастый да языкастый в Москву донесет Ваське. Надобно, чтоб все тайком.
Снова князь Иван корчаги наполнил.
– Выпьем, Дмитрий, за удачу.
– За это надобно сполна.
Князь Иван поясок крученый развязал, а Шемяка плошку с тертым хреном подвинул, хватил. Долго и нудно откашливался. Наконец слезы отер, сказал:
– Ядрен корень, дух захватило.
Иван хохотнул:
– Девка терла, прихваливала: крепок корень мужику во славу, бабе в радость.