Холмский заметил:
– Ты, князь Борис, истину изрек, и не признаться ли те, что вы, тверские князья с московскими, главные усобники, разорители земли русской?
Борис хмыкнул:
– Так ли уж?
Воевода покосился:
– Мне не веришь, княже, поспрошай у боярина Семена.
Дворецкий рукой махнул:
– Орда и Литва земли наши делят. Эвон к Смоленску дотянулись. Ужли дозволим им до Твери дойти?
Замолчал боярин Семен, а Борис на вопрос не ответил, думал. Кони бежали резво, а тверской князь мыслью мучается: к Смоленску Литва дотянулась, это факт, а Твери как выстоять?
Холмский голос подал. О чем это? Прислушался. Воевода говорит, что дружина проголодалась, привал пора сделать. Да и он, князь Борис, за вчерашний день куска путем не съел.
Велел дворецкому остановиться, накормить дружину.
Дальнейшую дорогу ехали неторопко, впереди неблизкий путь. Предстояло миновать земли княжества Витебского, Смоленского, захваченные Литвою, перебраться через Западную Двину и Днепр. Ночевать приходилось где в дымных избах, а больше на лесных опушках, огораживаясь еловыми лапами, у костров.
По возможности гридни ставили Борису и боярам шатер, а сами грелись у огня.
В пути тверской князь обо всем переговорил с Холмским. Боярин Семен больше отмалчивался. А ночью Борис думал, что Витовт загнал его, тверского князя, как в ловушку и что сила за великим князем литовским. За ним и мудрость. Он и немцам противостоит, и королю польскому Ягайле>4.
Там в замке заманчивые картины рисовал Витовт, сулил Борису дружбу вечную, обещал руку подать, коли какая беда над княжеством тверским нависнет. А у Твери разве мало недругов? Одни ордынцы своими набегами российскую землю разоряли. Да и Москва еще со времен Ивана Калиты на княжество Тверское меч поднимала, у тверских князей ярлык на великое княжение вырывала. То Калита с татарами Тверь пожгли>5, то брат его, князь московский Юрий Данилович, в Орде тверского князя Михаила оклеветал, смерти его добился>6… А Иван Калита едва ли не подмял князей тверских. Будто забыл, что корень у них един, Рюриковичи…
Борису, тверскому князю, всего-то девятнадцать лет. Он статен, высок, голубые глаза под широкими дугообразными бровями смотрят на мир по-доброму. Но уж коли во гневе, тогда себя не сдерживает.
Русая борода у молодого князя едва пробилась, курчавится. Говорит он негромко, отрывисто.
Через Западную Двину переправились по еще стоявшему синеватому льду.
На четвертый день дворецкий указал на темную тучу, поднимавшуюся со стороны леса:
– Надобно на том берегу гридням укрытия искать да шатер поставить. Как бы метели не случиться.