Упрям и коварен был Дмитрий. Провожая можайского князя, обнимал, приговаривал: «Когда сяду на великий стол, то-то заживем, князь Иван».
Говорил Шемяка, а сам можайского князя из-под нависших бровей глазками-буравчиками сверлил.
Далеко за Галич провожал Ивана Можайского, все уговаривал:
– На тя, князь Иван, надежда и опора против Васьки…
Уж как ему, Дмитрию, хотелось сесть на великое княжение, он бы княжил по справедливости.
И Шемяка ждал возвращения из Орды отца, князя Юрия. С чем-то он воротится, получит ли право на московский стол?..
И еще Дмитрий Юрьевич думал, если сядет отец на великое княжение, то со смертью его на великом княжении будет сидеть он, Дмитрий, а удельные князья будут жить по его воле. И даже богатый Великий Новгород станет платить Москве.
Это радовало сердце Шемяки, и он улыбнулся сладко.
* * *
Город встретил князя Василия с посольством шумом и гомоном. По улочкам проезжали тележки, арбы. В них были впряжены ослики или двугорбые верблюды.
Из-за дувалов доносились удары кузнечных молотов. Вот прошла толпа, прогнали скот. Над городом повисла пыль. Кричали ослы, ржали кони, слышалась многоязычная речь.
Молодому князю Василию все любопытно. Вот прорысил отряд нукеров в кожаных панцирях, с луками, притороченными к седлам. На княжеских гридней внимания не обратили.
Боярин Ипполит заметил:
– Люд здесь со всего мира. Все больше невольники. Короткая жизнь у них.
– Правду сказываешь, боярин, – откликнулись гридни. – Коли бы их слезы в Волгу, река бы вышла из берегов.
Князю Василию зябко. Он ежится, запахивает корзно. Въехали в узкую улочку, растянулись цепочкой. До караван-сарая, где обычно останавливаются приезжие русичи, было совсем недалеко. Боярин Всеволжский заметил толстого татарина в зеленом халате, сказал:
– Никак татарин к нам правит.
А тот с седла скособочился, закричал визгливо:
– Урус конязь, тебе и нойонам место в караван-сарае, а нукерам юрту ставить за Сарай-городом!
Прокричал и, почесав под зеленым халатом толстый живот, ускакал.
Улочкой с торговыми лавками московский князь с боярами и гриднями, что сопровождали вьючных лошадей, въехали в распахнутые настежь ворота караван-сарая.
Двор мощен камнем, со всех сторон его охватывали двухъярусные строения, где внизу находились складские амбары, а наверху жилые каморы.
Гридни разгружали тюки, а князь Василий с Всеволжским поднялись в свои каморы, где отдавало сыростью и прелью. Князь сел на ковер, поджав ноги, а боярин велел гридню разжечь жаровню. И вскоре от горевших углей потянуло теплом.
Прикрыл князь Василий глаза и как наяву увидел улочки Сарая, пыльные, грязные. Явился боярин Ипполит, доложил, что тюки разгрузили, внесли в амбар. Всеволжский заметил: