Уже тогда Борис понял, хоть Софья была молодой, но властной. Высокая, дородная, она держала в повиновении не только Василия Дмитриевича, но и всех бояр московских.
Коли по молодому великому князю московскому судить, то и поныне Софья Витовтовна все на себя в княжестве Московском приняла. Даже сыну Василию на невесту указала, сам неволен в выборе. Не то, что он, Борис. Полюбилась княжна Анастасия, привезли ее в Тверь. Ох, какая она была красавица!
Как сейчас помнит князь Борис, когда он, епископ и все духовенство встречали ее поезд. Звонили тверские колокола.
Бояре тверские раскатали от кареты до того места, где стояли Борис с духовенством, ковры, Анастасия подошла под благословение епископа Вассиана. Он уже тогда был епископом тверским. Неделю до венчания Анастасия жила в монастыре в келье игуменьи.
Борис ждал того дня, когда заберут ее из монастыря в княжеские хоромы. И был пир широкий. Князь тверской велел выставить столы в Кремнике, куда позвали весь люд. На кострах мясо и рыбу варили и жарили, в печах пироги пекли. Князь и княгиня к народу выходили, кланялись. Хоть и властна она, но люд тверской зауважал Анастасию.
Чтит она Тверское княжество выше Московского, даже Ростовское и Суздальское ниже Твери ставит.
В Москве Борис подарит Марии Ярославне колты>30 с жуковиной, а вот невесте своей Анастасии тогда, на свадьбе, в подарок поднес диадему восточной работы, еще матери его покойной принадлежавшую. Настанет час, Анастасия подарит диадему своей дочери, а может, невестке.
Ох, как же время скоротечно, еще княжить не княжил он, Борис, а года за четверть века перевалили.
Пришел дворецкий, доложил, что к отъезду все готово, десяток гридней, какие в Москву сопровождают, ждут. Оружничий Гавря в сборе, изготовились и боярыни, наряженные быть с княгиней Анастасией.
– Добре, – кивнул Борис, – вели боярину Семену выезжать, Гавре и гридням верхоконно следовать.
* * *
В трое суток добрались до Москвы. Пока ехали по Земляному городу и Белому, Анастасия в оконце колымаги поглядывала. Срубленные накануне домишки белели свежим тесом. Местами боярские хоромы возвышались двумя ярусами. А когда колымага поскользила по брусчатке Китай-города, минуло каменную кремлевскую стену, из-за которой возвышались храмы церковные, Анастасия промолвила:
– Эвон, какая она, Москва! Теперь вижу, князь, верный замысел твой и Тверь в камень одеть. Давно пора нам бревенчатую рубаху скинуть. Ведь же сбросили и суздальцы, и ростовцы. Уж о Москве и говорить не стоит. Московские бояре, эвон, нередко из камня хоромы возводят.