– За Волынь еще князья наши киевские Ярослав и Мстислав на поляков дружины свои водили, – заметил Холмский.
Боярин Черед выкрикнул:
– Было времечко, когда Русь Червона землю боронила.
Дворецкий головой покачал:
– По крупицам собирали, теряем пригоршнями.
Тут Холмский снова голос подал:
– Слух был, в Смоленске недовольство Литвой зреет.
Борис хмыкнул:
– Да уж какой год, но дальше разговоров не идут смоляне.
И замолчал. Тишина в палате. Только и слышно, как скрипнула лавка под Чередой. Борис подумал: надобно, чтоб заменили. Ино в неурочный час скамья голос подает. А вслух сказал:
– Погодим, бояре, чем Литва дышать будет. А что до суленой Свидригайло Волыни, так еще кто кого переживет, Ягайло ли Свидригайло, Свидригайло ли Ягайлу.
Тут Холмский заговорил:
– Нам бы, княже, не грех люду смоленскому подсобить, когда они на Литву поднимутся.
Борис отмолчался, а боярин Семен заметил:
– Ежели люд смоленский выбьет литовцев из города, то смоляне за стенами отсидятся, а тверцам в поле бой давать. Не выстоим, много нашей крови прольется.
– Нет, бояре, – князь Борис поднялся, – еще не настал наш час, когда землю русскую у Речи Посполитой отбивать. Погодим, други.
* * *
Жизнь у Гаври на две части поделилась. Та, первая, осталась далеко позади. Она сиротская, голодная. Вторая, как в Твери объявился и князь Борис его в службу взял. Она у Гаври как ступеньки в гору.
Уже и сам он теперь не скажет, как в доверие к князю Борису попал, в оружничие был возведен. А нынче на Нюшке обещал оженить, дом поставить, да не где-нибудь в Твери на посаде, а у самого Кремника.
Умельцы мастеровые бревна тесали, готовили. Из камня подклеть сложили, а по весне к делу приступили, начали сруб ставить. Да не обычную избу или дом как у мастеровых, а о двух ярусах, крышу шатровую, тесом крытую.
Дом Гавре в радость. Нюшка как из Кремника выберется, так и бежит поглазеть. Шепнет:
– Не дом, Гавря, хоромы.
К лету постелили мастеровые из нового теса полы, а из стекла италийского, какой князь дал, оконца вставили.
Зазвал как-то боярин Семен Гаврю, обедом потчевал, говаривал:
– Поди не забыл, Гавря, как невесту мне высмотрел? А ноне настает время те семьей обзавестись. Зимой в свой дом жену молодую введешь. За тя любая пойдет, хоть боярская дочь, хоть купеческая.
Гавря руку поднял:
– Нет, боярин Семен, я ужо сказывал. Только на Нюшке оженюсь, коли она за меня пойдет.
* * *
Ночью привиделся Гавре сон удивительный. Будто он в своей деревне рядом с избой стоит, о бревенчатую стенку оперся. Откуда ни возьмись, ровно туча саранчевая, орда налетела. Множество конных скачут, орут по-своему: «Урагш! Урагш!» Гавря знает, это ордынцы по-своему взывают: «Вперед! Вперед!»