Хирурги-садисты отрезали под корень, пока без сознания был. Изуверы! По-моему, в фильмах ужасов видел, как женщины врачи, брошенные своими мужьями, начинали мстить всем мужикам. Под наркозом удаляли всю мужскую гордость. Хрусть – и под корень! Вжик скальпелем, и нету. Неужели это со мной произошло! Господи! За что! У меня и баб-то почти не было! Можно сказать – нецелованный я! Ни разу девчачью честь не порушил! Даже не знаю, что это такое в натуре. Чисто теоретически по книгам да фильмам. Можно сказать – чистый девственник. Классический. Как говорится – лопух!
В панике бросаюсь к выходу, точнее говоря, пытаюсь. В большом зеркале над допотопным жестяным умывальником жутким привидением отражается моя фигура в белом. Застываю древнегреческим статуем. Вижу перекошенное опухшее лицо. Повязку на голове. Ну и рожа у тебя, Шарапов! Кажется так говоривал один герой популярного сериала. Откуда-то доносится ехидная мысль: на свою бы посмотрел! Стоп! А я же себя в зеркале не узнаю! Совсем не узнаю. Да вроде бы я на бабу стал похож… Мама родная! Титьки выросли! Целых две. Опять из глубины подсознания долетает возмущенная эмоция. Из зеркала отражается незнакомая личность с огромным фингалом в пол-лица. Щека опухшая. Губы разбитые. Ну и уродина! Опять доносится какое-то возмущение и что-то похожее на рыдание – меня такую никто замуж не возьмет.
Маманя, я схожу с ума. Явное раздвоение личности. Классический пример параноидальной шизофрении на почве сексуальной истерии. Всё! Приплыли. Ау, могучие медбратья со смирительными рубашками, где вы, родные мои? А меня вылечите? Какое, нафиг, замуж. Мне жениться надо! Вдруг из глаз выкатились слезы, и я начал рыдать. Я тупо тыкал в своё отражение пальцем и выл по-бабьи. Дверь раскрылась, в помещение ворвалась испуганная дежурная медсестра с заспанным лицом.
– Хосподи, курсант Воронцова! Как ты меня напугала! Слышу вой и скулеж, а откуда доносится – не пойму. Поначалу подумала – нечистая сила у нас завелась в медсанбате. Перепугалась вусмерть. Мне бабушка маленькой всякие страсти рассказывала. Ну и чего вопишь на всю часть?
Я пытался что-то ответить, но язык мне не повиновался. Лишь тыкал пальцем в зеркало.
– Хосподи! А я-то думала! Да ничего с твоим лицом не будет. Это тебе лишь по первости кажется, что такая уродина в зеркале, это ты сама. Эка невидаль. Подумаешь, щеку на полметра разнесло, зато зубы целые и рожу особенно не попортила. А могла бы все передние вышибить начисто. Хотя нонче, бают, искусственные вставляют. От настоящих не отличишь. А можно и золотые. Как бы улыбнулась, так бы все хахали в округе и попадали. А синяк – тьфу! Глаз ерунда – пройдёт. Галина Петровна сказала, что через три недели и следа от него не останется. Ну пойдем, милая, в палату. Давай я тебе помогу. Двигай ножками. Раз-два. Раз-два. Вот так. Ещё ножку ставь. Как на плацу. Я же вижу каженный день, как вы ноженьки там свои задираете. Да так высоко! Задорно. Аж исподнее бельишко выглядывает. Совсем мужики стыд потеряли. Рази для этого нас природа красотой наделила, чтобы без толку на плацу ногами задираться? Наш плац – постель пуховая. Тут уж мы такое могём сотворить! Такое! И куда надо ножки свои белые закинем! Ну ножки-то переставляй. Раз-два. Раз-два…