Алдис улыбнулась.
— Но если ты обладаешь Властью, как утверждаешь, мудрая женщина, ты можешь не только помогать, но и заставлять. Я для тебя в таком случае легкая добыча. Говори, что я должна делать, и быстро: я могу доверять тем, снаружи, лишь пока держу их жизни в своих руках. Но в городе есть и другие глаза и уши!
— Дайте мне вашу руку. — Женщина Эсткарпа подняла с пола чашку. Алдис протянула украшенную кольцами руку, волшебница уколола ее иглой, взятой из платья, и капля крови упала в чашку. Колдунья долила туда жидкости из бутылки и смешала все, потом раздула огонь в жаровне.
— Садитесь. — Она указала на табуретку. Когда Алдис села, волшебница положила ей на колени доску, на которую поставила жаровню.
— Думайте о том, кто вам нужен, только о нем, леди.
Волшебница начала петь. То неуловимое, что встревожило в этой комнате Саймона, что вспыхнуло в тот момент, когда она начертила знак, теперь улетучилось из комнаты.
Однако в пении содержалось очарование, изменявшее мысленные образы, вызывавшее ответные изображения. Саймон прикусил губу. Подходящая магия для Алдис и ей подобных, но не подходящая для холодной чистоты Эсткарпа. И она начинало действовать и на Саймона. Он заткнул уши, чтобы не слышать, не ощущать поднимающегося в теле жара.
Трегарт отнял руки лишь тогда, когда увидел, что губы волшебницы перестали двигаться. Лицо Алдис порозовело, раздвинутые губы увлажнились, она смотрела невидящим взглядом, пока колдунья не сняла у нее с колен доску с жаровней.
— Добавьте щепотку этого в его пищу или питье, — вся жизнь ушла из голоса волшебницы; она говорила, преодолевая усталость.
Алдис взяла у нее сверток, сунула его за лиф платья.
— Будь уверена, я правильно использую ее! — Она подхватила свой плащ и направилась к двери. — Дам тебе знать о результатах.
— Я узнаю сама, леди.
Алдис вышла, а волшебница продолжала стоять, держась за спинку стула, как будто нуждаясь в опоре. На лице ее выражение усталого отвращения смешивалось со стыдом, словно она использовала дурные средства для достижения доброй цели.
Руки Кориса равномерно двигались, полируя лезвие топора шелковой тканью. Он потребовал свое сокровище в минуту возвращения и теперь, усевшись на подоконник, держа топор на коленях, говорил.
— …он рванулся так, будто сам Колдер гнался за ним по пятам, а сержант пролил половину вина, за которое я заплатил. Этот парень уцепился за стол и заорал. Ставлю недельное жалованье за то, что в его рассказе есть зерно правды, хоть в целом это ерунда.
Саймон смотрел на остальных в комнате. Он не ожидал, что волшебница удивится или как-то покажет, что уже слышала подобные истории. Однако юноша, появившийся при ней ниоткуда, был менее натренирован, и его поведение доказывало, что Саймон прав. Брайант слишком хорошо сдерживался. Тот, кто более опытен в науке утаивания, разыграл бы удивление.