«Что-что?.. Ты бредишь?»
Опять чертово альтерэго. Не хочу с ним разговаривать.
Хватит с меня вычурного вклеивания в самого себя чуждых мне ограничительных шаблонов. От них нет никакой пользы. Только лишь становится сложнее, больнее, да и растет всепоглощающая безысходность. А мне так хочется чего-то нового и незапятнанного моими старыми ошибками.
– Чего ты хочешь, Муна?
Нет, Павел не повторял своего вопроса. Это было всего лишь необходимое эхо в моей голове, призванное вернуть меня от противоречивых размышлений к делам насущным.
– Правды…
«О, боже ж ты мой!»
На миг мне показалось, что вся Вселенная сегодня жаждет искрометных откровений. Однако продолжение диалога расположило все акценты в доступном пониманию порядке.
– А что есть правда?
Молчание. Простое тупое и беззвучное молчание. Совсем ни какая-то там обыденная пауза, ни выплюнутый в срочной необходимости пробел, ни промежуточная станция между репликами оппонентов… Это совершенно точно было молчание.
Тяжелое, напряженное, давящее на окружающих своей гнетущей атмосферой, и не дающее понимания как же суметь его нарушить, как же выбраться из внезапно образовавшегося тупика.
«Сейчас они, скорее всего, поубивают друг друга», – подумал я.
Шея не двигалась, но бокового зрения было достаточно, чтобы следить за обоими. Мой ассистент сжимал пальцы и напрягал кулаки в яростном наплыве гнева. Мой адвокат морщил лоб и сутулился от негодования. Не будь меня в этом мире, у них никогда бы не было мирного будущего.
Однако я был, мое бренное тело существовало совсем рядом, и мне было определенно не начхать на риски приумножения трупов на территории отвратительно обустроенной квартирки, которую некогда какие-то странные люди с отсутствием ума и эстетического восприятия соорудили на самой чертовой окраине Твери.
– Это все Гиви…
– Гиви?
Я не ждал незамедлительного результата.
Это было бы слишком просто.
– Причем тут Гиви?
Мой сомнительный адвокат кавказской наружности сопротивлялся моим словам затребованной правды, морщился пуще прежнего, яростно моргал и выпучивал глаза как первый в строю несправедливо обвиненных…
– Он мой пятиюродный брат, я знаю его с детства, доверяю как самому себе… нет, больше чем себе, больше, чем родной матери…
– Так может зря?!
Мне пришлось прервать хорошо заученную идеалистическую тираду Муна, мне пришлось еще сильнее и еще злее разулыбаться и мне пришлось медленно и угрожающе подняться из удобного кожаного кресла с мягкой коричневой обивкой, не забыв при этом назидательно ткнуть пальцем в грудь маленькому невзрачному кавказцу и высказать несколько совершенно неласковых слов: