Фантастиш блястиш (Аркатов) - страница 146

«Нет, не надо! Это бесполезное занятие. Лучше просто стой, где стоишь. Стой и наблюдай за очередным театральным номером в моем вычурном исполнении. Остальное лишнее. Оно не к чему. Оно неуместно…».

– В смысле?

А вот и тот, на ком мое зрение было в действительности сосредоточено. И он снова со мной заговорил, причем в тоне ожидаемой глупости.

«А как иначе? Раскосые толстяки с громадными лысинами способны только на это и отнюдь не на что-то большее».

«Именно», – согласилось мое подсознание.

Ну а чертов Фарид Асламборавич зачем-то заново спросил:

– В смысле?

– В том смысле, чтобы пристрелить меня как шакала, как бешеного пса?..

Да мои слова произвели неизгладимое впечатление.

«Фурор и никак иначе!»

В короткий миг существования этого мира лицо местного главы среднеазиатской диаспоры сначала перекосило от аутентичного удивления. Удивление уступило место страху непонятного происхождения, затем смятению… И только под конец появилась странная доброжелательная улыбка палача.

– А почему бы и нет?

– Честно сказано…

«Отлично сказано».

И это было действительно так, потому что именно к этому я и стремился.

«Но к чему конкретно?..»

Моему внутреннему «я» до сих пор было слишком многое не понятно. Почему? Наверное, потому что мне как многим прочим чересчур сильно нравилось лгать самому себе и играть с самим собой в виртуозные игры. И как результат…

«Ничего хорошего».

«А разве я обещал что-то хорошее?»

Да, мои обещания в свой собственный адрес давным-давно утратили всякое и хоть сколько-нибудь возможное значение.

С некоторых пор я и мое альтерэго стали двумя лицемерными сожителями, живущими параллельными цепочками пространственно-временных событий. Так что вероятнее всего именно этот факт и заставил меня искать честности и открытости во внешнем мире, раз уж их так ужасающе недоставало внутри… К тому же так сложилось, что внешний мир сам по себе настойчиво искал недостающих качеств.

– А разве не для этого мы все здесь сегодня собрались?

Хитрый азиатский прищур Фарида Асламборавича совсем не был похож на завуалированную мимикрию жалкого мелкого кавказского адвокатишки.

«Козел!» – мысленно взорвался я, едва подумав о Муне.

Потом бросил короткий взгляд в сторону того, кто все еще пытался прийти в себя, развалившись в удобном кожаном кресле приятного коричневого цвета, и, испытав еще один приступ яростного отвращения, экзистенциально подтвердил прежнее умозаключение:

– Козел!

Как-то так странно получилось, что это умозаключение внезапно оказалось произнесенным вслух. А в заранее заготовленные планы это не входило. Но это все равно произошло. И раз уж жизнь устроена так, что произнесенные слова нельзя засунуть обратно в глотку, был вероятность оказаться в очень щекотливом положении.