«Нет, не надо! Это бесполезное занятие. Лучше просто стой, где стоишь. Стой и наблюдай за очередным театральным номером в моем вычурном исполнении. Остальное лишнее. Оно не к чему. Оно неуместно…».
– В смысле?
А вот и тот, на ком мое зрение было в действительности сосредоточено. И он снова со мной заговорил, причем в тоне ожидаемой глупости.
«А как иначе? Раскосые толстяки с громадными лысинами способны только на это и отнюдь не на что-то большее».
«Именно», – согласилось мое подсознание.
Ну а чертов Фарид Асламборавич зачем-то заново спросил:
– В смысле?
– В том смысле, чтобы пристрелить меня как шакала, как бешеного пса?..
Да мои слова произвели неизгладимое впечатление.
«Фурор и никак иначе!»
В короткий миг существования этого мира лицо местного главы среднеазиатской диаспоры сначала перекосило от аутентичного удивления. Удивление уступило место страху непонятного происхождения, затем смятению… И только под конец появилась странная доброжелательная улыбка палача.
– А почему бы и нет?
– Честно сказано…
«Отлично сказано».
И это было действительно так, потому что именно к этому я и стремился.
«Но к чему конкретно?..»
Моему внутреннему «я» до сих пор было слишком многое не понятно. Почему? Наверное, потому что мне как многим прочим чересчур сильно нравилось лгать самому себе и играть с самим собой в виртуозные игры. И как результат…
«Ничего хорошего».
«А разве я обещал что-то хорошее?»
Да, мои обещания в свой собственный адрес давным-давно утратили всякое и хоть сколько-нибудь возможное значение.
С некоторых пор я и мое альтерэго стали двумя лицемерными сожителями, живущими параллельными цепочками пространственно-временных событий. Так что вероятнее всего именно этот факт и заставил меня искать честности и открытости во внешнем мире, раз уж их так ужасающе недоставало внутри… К тому же так сложилось, что внешний мир сам по себе настойчиво искал недостающих качеств.
– А разве не для этого мы все здесь сегодня собрались?
Хитрый азиатский прищур Фарида Асламборавича совсем не был похож на завуалированную мимикрию жалкого мелкого кавказского адвокатишки.
«Козел!» – мысленно взорвался я, едва подумав о Муне.
Потом бросил короткий взгляд в сторону того, кто все еще пытался прийти в себя, развалившись в удобном кожаном кресле приятного коричневого цвета, и, испытав еще один приступ яростного отвращения, экзистенциально подтвердил прежнее умозаключение:
– Козел!
Как-то так странно получилось, что это умозаключение внезапно оказалось произнесенным вслух. А в заранее заготовленные планы это не входило. Но это все равно произошло. И раз уж жизнь устроена так, что произнесенные слова нельзя засунуть обратно в глотку, был вероятность оказаться в очень щекотливом положении.