Два часа – действительно не такой уж большой промежуток времени, особенно рано утром, когда редкий студент бодрствует. Мне вспомнился рассказ Евы об уборщице. Быть может, письмо действительно взяла она, но не из любопытства, а потому, что приняла его за мусор?
Впрочем, какая разница, кто и почему, факт в том, что письмо исчезло. И хотя обстоятельства его пропажи так и остались загадкой, сейчас это не так уж важно. Меня мучил другой вопрос, который отодвинул все прочее на второй план.
– Кстати, это не единственное письмо, которое я тебе написал. Но остальные и до двери твоей не добрались.
Даже так? Он сочинял и другие письма?
Однако их содержание по-прежнему было покрыто мраком, который со вчерашнего дня зловеще клубился вокруг меня. В этом мраке не удавалось ни разглядеть очертаний, ни нащупать зацепок. Блуждать вслепую по непроглядно-черному лабиринту собственных догадок становилось с каждой секундой все невыносимее. Напряжение достигло апогея, и настойчивое желание выбраться на свет пересилило страх.
– Что… – пробормотала я и запнулась. – Что было в письме, Элиас?
Он долго смотрел на меня, а потом снова перевел взгляд на свои колени.
– Много чего, – ответил он. – Но, наверное, даже близко не было того, что я на самом деле хотел тебе сказать.
Мой голос упал до шепота:
– Зачем ты притворялся Лукой, Элиас? Зачем ты затеял эту переписку? Зачем?
Он запрокинул голову и сделал глубокий вдох.
– Чтобы ты хоть приблизительно меня поняла – если это вообще возможно, – придется начать издалека.
Его глаза затуманились. Слабая надежда, что когда-нибудь я сумею понять и простить то, что он сделал, таяла как дым. Но все-таки я кивнула.
– Начинай с того, с чего сочтешь нужным, – сказала я и пристроила щеку на согнутые колени.
– Это не так-то просто, – он беспомощно улыбнулся.
Я попыталась улыбнуться в ответ, чтобы подбодрить его, но у меня не очень-то получилось. Я понятия не имела, что мне предстоит услышать.
– Прежде чем начать, я забегу вперед и сразу скажу тебе одну вещь, Эмили. Я не хочу снова тебе лгать и расскажу правду безо всяких прикрас. Если я скажу нечто, что тебя заденет или тебе не понравится, не убегай, а постарайся выслушать меня до конца. Если я вообще могу это от тебя требовать.
– Я не убегу, – пообещала я, хотя, честно говоря, именно это мне и хотелось сделать.
– Хорошо. – Он запнулся и, уставившись в одну точку, продолжил хриплым голосом: – Я уже рассказал тебе, как нелегко мне пришлось тогда, почти восемь лет назад. – Голос его сорвался, он откашлялся. – Я решил отправиться в Лондон, потому что не мог больше находиться в Нойштадте. Каждый день встречаться с тобой и видеть тебя с этим типом… Это было выше моих сил.