Его проблемы с родителями коренились отчасти в том, что они не знали, кто он на самом деле. Это не их вина – он сам не рассказывал. Мама считала своего сына благополучным, но не особо успешным инвестиционным банкиром, специалистом по сделкам с недвижимостью, и понятия не имела, что магия – вещь реальная. Как и отец.
Квентин мог бы сказать им. Раскрытие информации в волшебном мире строго преследуется, но для родителей, супругов и детей старше четырнадцати может быть сделано исключение. Мог бы, но не решился, страшась соприкосновения двух миров: упорядоченной супружеской идиллии с неуправляемой волшебной стихией. Боялся, что оба мира взорвутся, как при контакте материи с антиматерией. Может, это умолчание, этот недостаток доверия и разлучили его с родителями. Может, он недооценивал их.
Всю неделю отпуска Квентин с матерью болтались, как две костяшки в стакане, в честертонском особняке. Дом для незнаменитого художника и редактора учебных пособий был просто огромен; родители купили его на деньги за бруклинский дом, проданный как раз в нужный момент. Дел у матери с сыном было по горло. Смерть – это экзистенциальная катастрофа, прореха в мягкой обшивке, которой человечество защищается от беспощадной вселенной. Просто удивительно, сколько народу кормится за счет подобных трагедий и сколько времени и денег требуют их услуги. День приезда Квентин провел у телефона, разложив перед собой мамины кредитные карточки. Она наблюдала за ним удивленно и недоверчиво. Последнее время они так редко виделись, что она все еще представляла его в виде застенчивого подростка. Высокий уверенный мужчина, предлагавший ей на выбор список урн, меню для поминок и расписание похоронных лимузинов, ее озадачивал.
Вечером они заказали еду на вынос, сыграли в скрэбл, посмотрели телевизор под сономское шардоне, которое закупалось ящиками. Квентин прокручивал в уме сцены из детства. Вспоминал, как отец учил его ходить под парусом на мелком, коричневом нью-гэмпширском озере и забирал из школы, когда ему стало плохо на физкультуре. В двенадцать он крупно поругался с папой из-за того, что тот не пустил его на шахматный турнир в Тарритауне. Квентина впервые квалифицировали в группу младше пятнадцати, и ему очень хотелось поехать. Странно, что отец никогда не поощрял академических достижений своего сына: гордиться должен был, разве нет?
Потом мама легла, а Квентин пошел в кабинет отца, комнатку с белыми стенами, пахнущую как новостройка. Колесики папиного кресла прочертили две дорожки на новеньком блестящем паркете.