─ Рус, сдавай-с!
Страх гибели давно покинул Башкина. В сердце жила только ненависть к врагу. И жило желание больше взять с собою незваных пришельцев в вечность. Но страх, правда, тоже был, обжигал и мучил его. Страх попасть в плен. Сколько он в плену натерпелся, врагу не пожелаешь. Вспомнишь все муки, и ручьем льются слезы из глаз. Плена он боялся. И знал, больше враг не увидит его с поднятыми руками. Увидит только с простреленным сердцем.
─ Я вам сдамся, ─ кричал он громовым голосом, подобно богу Перуну, во всю землю и во все небо, и знал, что немцы его не слышат. Но кричал громко, разгневанно. Так было легче, приятнее душе. ─ Сюда, ближе, сволочи! Возьмите! Я вам сдамся! Кровью поганою захлебнетесь.
И бил по врагу то из орудия, то из пулемета.
Но вот снаряд угадал в пушку. Взрывная волна вознесла Александра Башкина высоко в небо и бросила по боли, со стоном на Русскую землю. Он упал, и больше не шевельнулся. Если только вспомнил на прощание стихи поэта: и сам не знаю, когда я умер, вчера или тысячу лет назад?
VI
Сколько Александр Башкин лежал, сжившись с вечностью, не помнит. Придя в себя, ощутил, жив: окаянная смерть, неразлучная подружка солдата, еще раз пронеслась мимо. Он тревожно ощупал себя. Ран не было. И даже не контужен. Только стоит невероятная боль у сердца от падения на землю и в голове густится чудовищно-страшное гудение.
Он с могильного взгорка скатился в траншею, подполз к орудию. Величия было мало, одна грусть! Пушка была разбита. Возникла немыслимая жалость! Воин слышал, еще шла битва, и надо было брать пулемет и вливаться в пламя огня, но он не мог просто так покинуть исковерканное орудие. Он присел на ящик, обнял ствол. И, посидев, помучив себя по трауру, заплакал. Плакал долго, ибо долго не отступала строгая молитвенная печаль. Орудие было живое, родное существо! Он прощался с верным другом. Прощался на все времена. Прощался с командиром орудия, со всем остальными артиллеристами, кто пал в битве с крестоносцами смертью героя.
Он взял пулемет, что лежал у разбитого орудия, гранаты, и пополз на соседнюю батарею, так и не решив для себя, а где Михаил Ершов? Бились у пушки соборно! В могилу легли по отдельности! Он видел его могилу, но не мог разобрать, это погост? Или еще не погост? Некогда было наклониться, пощупать пульс! Три танка шли на батарею! Жизнь и смерть, слились в самое крохотное мгновение!
После сам лег под траур! Явись пророком, уясни, где Михаил?
Взяли немцы? Попал в плен?
Башкина невольно, повелительно опалило жаром! Но вскоре в успокоение подумал: зачем немцам убитые? Если был ранен, то Надя Сурикова, его ангел, не могла не спасти воина.