─ Мы не трусы, ─ не сдержал себя Роман Завьялов,
поддерживая раненого Юру Осокина.
─ Молчать! Шаг вперед! Кто такой? ─ не смиряя гнева, поинтересовался Кучкаровский.
─ Командир танка лейтенант Завьялов! – шагнул вперед воин, передав раненого другу.
─ Почему сбежали с поля битвы?
─ Я не суслик, дабы бегать с поля битвы! ─ с вызовом произнес командир танка, зная, что могут за дерзость расстрелять. Но душа его бунтовала! Он не был трусом! И не будет! И не надо так обвинять, так оскорблять воина Руси!
Мягче произнес:
─ Погибнуть проще, победить сложнее! Мы отошли, дабы не погибнуть! Мы семь раз поднимались в атаку! И все бессмысленно! Я считаю приказ неразумным! Танками врытые доты не взять. Пробить броню немецкого танка невозможно, она непробиваема! Разрешите, я подползу и забросаю подвижные доты гранатами! И путь пехоте будет свободен!
─ Страте-ег, ─ ернически протянул вельможный чекист. ─ Прямо генералиссимус. Вы тоже так думаете? ─ он посмотрел на Терещенко.
─ Никак нет! ─ подтянулся полковник. ─ Мы уже посылали храбрецов! Все расстреляны у подножия роковой высоты! Неотразимо метко стреляют снайперы! Надо вызвать бомбардировщики и разбомбить крепость с неба.
─ Еще один стратег, ─ он с милою улыбкою посмотрел на генерала, стоявшего рядом. ─ Не голова, штаб фронта! О чем вы, господа офицеры? Вы же видите, какая погода! Густые тучи, кружит мокрый снег! Могут краснозвездные самолеты взлететь в небо, поразить ваш бастион? И «Катюшами» выбить невозможно, поскольку распутица, не можем подвезти снаряды! Штаб фронта вам, танкистам, доставляет горючее и снаряды по болотам, загоняя в смерть лошадей! И от вас мы ждем подвига! Вы же трусами бежите с поля сражения!
Он резко посмотрел:
─ Или не бежите?
Полковник повинно склонил голову.
─ Вы что объясните, лейтенант? ─ чекист зловеще посмотрел на командира танка.
─ Что объяснять? Будем драться, ─ подтянулся Завьялов.
─ Вы уже не будете драться! Вы трус и изменник Родины! И весь экипаж, трусы! У такого командира не могут быть герои!
Чекист из штаба армии зычно, нервно подал команду:
─ Всему экипажу шаг вперед! Встать к обрыву, у могилы. И назвать себя.
Александр Башкин вместе с раненым танкистом подошел к обрыву, горестно подумал: «Милая Русь моя, что творится? Откуда такая злоба? Такое невезение? Чем провинился? И перед кем? Вся жизнь одна тревожность, одно отчаяние! Каждое движение, каждое разумное движение по земле Руси омывается слезами! Берут и берут в окружение снежные вьюги, закручивают и закручивают в смерь!
Немецкая пуля не берет, убьет своя, русская! В одну сторону взглянешь, Златогривые Кони везут гроб! В другую сторону взглянешь, снова Златогривые Кони везут гроб! Сплошное безумие! То приговаривают к расстрелу чекисты в Вяземской тюрьме, то фашисты в лагере смерти под Холм-Жирковским, то снова русские, командир штрафной роты Молодцов под Медынью ставит на расстрел, то снова немцы в плену ─ три раза ставили на расстрел. И снова ставят на расстрел русские, державные чекисты.