Жильцов тихо позвал:
— Папа!
Отец беспомощно повел пустым взглядом. Жильцов наклонился над ним, подсунул ладонь под горячий, влажный затылок, выровнял пуховую, слишком глубокую подушку.
— Миша, — внятно выговорил отец, — батюшку привези… — Жильцов не поверил своим ушам. Уложил отца поудобнее, сел рядом на край кровати. — Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза.
Мать всхлипнула:
— Заговаривается!
— Только без паники! — предупредил Жильцов. — Мало ли что бывает при высокой температуре.
Накануне Жильцовы вызывали участкового врача Наталью Федоровну, женщину отзывчивую и добросовестную. Она вела свой участок уже лет десять, в поселке все ее уважали. Деда Жильцова Наталья Федоровна, по ее собственным словам, знала насквозь и даже глубже. Меж ними велась привычная игра — дед встречал Наталью Федоровну любезностями, она держалась с ним кокетливо. После ее посещений старик всегда смотрел соколом. Но на этот раз Наталья Федоровна дольше, чем обычно, выслушивала и выстукивала своего пациента и определила пневмонию. «Обычное осложнение после гриппа, — сказала она, — пока не вижу ничего страшного».
— Вы, папа, не волнуйтесь, сейчас полегчает… — Жильцов пошарил на этажерке с аптечными коробочками и пузырьками, отыскивая купленное утром лекарство.
Отец сердито застонал:
— Поезжай, прошу. Моя последняя воля.
У Жильцова голова пошла кругом. Отец в церковь не ходил, икон в доме не было. Зачем ему священник? Бред? Нет, не похоже. Бред — это бы еще ничего. А если, не дай бог, что-то с психикой? Хотя и ночь на дворе, придется ехать за Натальей Федоровной. Она свой человек, не рассердится.
Жильцов допрыгал на костылях до беседки, надел протез и пошел заводить «Запорожец».
Наталья Федоровна жила на другом краю поселка. Жильцов ехал за ней, а в ушах все неотступней звучала просьба отца. Он не повернул на улицу, где жила Наталья Федоровна, поехал в центр города. Там среди старинных церквей, ради которых шастали в город туристы, была одна, тоже памятник XVII века, где велась церковная служба. За чугунной оградой стояли вековые липы, под ними белели кресты. К церковному подворью примыкал пруд, в нем водились жирные караси. С пруда был виден богатый особняк, выросший года два назад на церковном подворье. В городе тогда появились слухи про махинации с церковной кассой. Слухи вскоре подтвердились. Церковное начальство отозвало молодого попа, отгрохавшего себе шикарный особняк. На смену стяжателю прислали тихого, приличного старичка. Жильцов как-то встретился с ним на пруду. Священник в длинном сером балахоне, в соломенной шляпе спустился от церкви под горку с ворохом тканых половиков, прошел на мостки, поклонился Жильцову, сидящему с удочками посередине пруда в резиновой самодельной лодке, подоткнул балахон и принялся полоскать грубые холсты в пруду. Был уже сентябрь, хмурый, ветреный день. Жильцов про себя помянул черным словом бойких старушонок, что крутятся возле церкви. Не очень-то они пекутся о старичке. Обленились окончательно. Другие бабки с внуками заняты — не продохнуть, а эти одно знают — в церкви лялякать.