– Давненько гостей у нас не было, – сказал он низким гортанным голосом.
– Выглядит похоже, – кивнул молодой человек.
– Шестьдесят лет сюда никто не приезжал.
– Я вижу. – Молодой человек перевел взгляд на берег, доки, море и небо без чаек.
– Вы не ожидали здесь никого встретить. – Это было утверждение, не вопрос.
– Никого, – подтвердил молодой человек. – Но здесь вы.
– А почему бы и нет? С тысяча девятьсот тридцать второго года я полноправный хозяин этого города и этой бухты. Соответственно, и заведение это принадлежит мне. Здесь все мое. Вы спросите, как подобное могло случиться? Все происходило не здесь, а там, в море.
– Вы об отмели?
– О чем же еще? Отмель возникла здесь в одночасье. Как это произошло, никто не знает. Ну а кораблики так и остались здесь на веки вечные.
– Неужели они не могли расчистить фарватер?
– Пытались. Ведь здесь находился крупнейший мексиканский порт. Чего тут только не было! Оперный театр, роскошные магазины… Всем пришлось уйти.
– Выходит, песок сильнее золота, – сказал молодой человек.
– Да, из маленькой песчинки рождается большая гора.
– Так что, здесь никто не живет?
– Один человек живет, – пожал плечами старик. – Гомес.
– Сеньор Гомес, – кивнул молодой человек. – А я Джеймс Клейтон.
– Джеймс Клейтон… – Гомес приблизился, по-прежнему держа в руке бокал.
Джеймс Клейтон оглядывался по сторонам, рассматривая город и бухту.
– Так это и есть Санто-Доминго?
– Можете называть его как хотите.
– Больше подошло бы Эль-Силенсио. Или так – Абандонадо. Самый большой могильник на свете. Обитель духов.[20]
– Все сразу.
– Дом Одиночества. Признаться, мне редко доводилось бывать в подобных местах. Даже слезы на глаза наворачиваются. Мне вспоминается одно американское кладбище во Франции. Я никогда не верил в существование духов, но там мне стало как-то не по себе… Я почувствовал, как что-то невидимое сдавило мне грудь. Здесь все так же, кроме того, что здесь никто не похоронен.
– Здесь похоронено Прошлое, – сказал Гомес.
– Ну, прошлое вам не напакостит.
– Только этим и занимается. – Гомес взглянул на бокал, который он держал, как бы прикидывая, не выпить ли его самому.
Джеймс Клейтон взял протянутый бокал.
– Текила?
– Ну а что же еще?
– Gracias[21].
– Она вас встряхнет.
Молодой человек залпом опорожнил бокал. Лицо его побагровело.
– Крепкая, ничего не скажешь! – выговорил он, задыхаясь.
– Могу налить еще.
Гомес исчез за дверью. Джеймс Клейтон последовал за ним.
Внутри он увидел стойку, уступавшую размерами разве что стойке бара в Тихуане, за которой могли замышлять убийства, хохотать, заказывать выпивку, вырубаться и просыпаться, созерцая себя в засиженных мухами зеркалах, сразу девяносто посетителей. На полированной семидесятифутовой стойке лежали стопки старых газет, над которыми на фоне зеркал стояли навытяжку, подобно солдатам, полки бутылок с содержимым всех цветов и оттенков. За стойкой располагались две дюжины накрытых белоснежными скатертями, поблескивающих столовыми приборами столов, на которых, несмотря на дневное время, стояли зажженные свечи. Гомес зашел за стойку бара и налил в бокал еще одну порцию смертоносной текилы, все готово для самоубийства, если молодой человек желает. Молодой человек выразил желание и уставился на скатерти, начищенное серебро и зажженные свечи.