Идея вето была прочно укоренена в медленно развивавшейся культуре полиаморного сообщества. Почти все делили отношения на «основные» и «дополнительные». Почти все на той встрече склонялись в пользу вето. «Если вы хотите, чтоб полиамория работала», — сказала одна из них, глядя на своего мужа: «вам следует понимать что основная пара стоит превыше всего и это не обсуждается. Почему она сделала это — не важно. Достаточно того, что она подумала, что это необходимо. Если вы не ставите свои основные отношения на первое место, как ваши отношения вообще могут существовать?»
Раздался одобрительный ропот. «Без права вето у пар не будет возможности удерживать друг друга от того, чтоб скакать туда-сюда и спать со всеми, с кем захочется» — добавил кто-то другой. Ещё кто-то сказал: «Право вето это единственный способ, который даёт основной паре уверенность в том, что их потребности будут удовлетворены.»
Эти аргументы казались мне пустыми. Я не мог отделаться от мысли, что они смотрят на «дополнительных» партнёров как на угрозы, с которыми надо справляться, а не как на людей, которых надо любить. Я спросил: «А как насчёт остальных участников отношений? Какие у них есть права?»
Самым обычным ответом, безусловно, оказалось «никаких». Только один или двое высказались, что, возможно, у поддержки стабильности через иерархию имеются недостатки. Но этот взгляд не получил сколько-нибудь много внимания.
«Они знали на что идут, когда начинали встречаться с кем-то у кого уже есть основной партнёр. Если им это не нравится — не надо было вступать в отношения с самого начала!» — сказал кто-то. «Ты должен быть счастлив, что твоя основная партнёрша вообще позволяет тебе иметь других партнёрш!»
Несколько человек внесли тему уважения.
— Если кто-то не уважает ваши основные отношения, такой человек недостоин быть с вами, — сказал старый участник группы.
— Не заслуживают ли уважения и люди, находящиеся вне основных отношений? — спросил я.
— Только до тех пор, пока они соблюдают правила основной пары, — многие согласно закивали.
Несколько недель после вето я чувствовал какое-то онемение. Я не мог отделаться от мысли, что я только что сделал нечто ужасное, что разорвав так резко и беспричинно отношения с любившей меня женщиной, я слово бы взял драгоценный дар и швырнул его в грязь. Мне было больно, но куда сильнее я чувствовал, что беспричинно причинил боль другому человеку.
Распутать этические аспекты было непросто. Было ли бы этично отказаться принять вето, если я в явной форме дал Целести это право? Этично ли было разорвать отношения с женщиной, которую я любил и которая любила меня, по слову третей стороны? Ни то, ни другое не казалось мне правильным. В конце концов я пришёл к логическому расчёту: я был с Целести десять лет, а Элейн — лишь несколько. Я был женат на Целести. У нас был общий дом. Принять вето казалось менее разрушительным, чем отказаться сделать это.