Если осмотр салона был поверхностным, то в обеих каютах вообще ничего не искали. Когда мы наконец снова оказались в салоне, я сказал:
— Очень жаль, господа, если я был с вами неприветлив, но вы должны понять: нарушен мой ночной покой. Еще по рюмочке?
— Что ж, — улыбнулся Томас. — Мы тоже не хотим показаться невежливыми. Большое спасибо.
Через пять минут они уехали. Томас даже не взглянул в сторону рубки. Но как бы то ни было, Дюрран успел в ней побывать. Он мимоходом заглянул в один из чуланчиков на палубе, но больше не стал себя утруждать. Подозрение нас не коснулось. Вежливое прощание — и они удалились. Их судно трудно было разглядеть в темноте, но, судя по звуку, оно было мощным.
— Странно, — сказал я.
— Что именно?
— Я о судне, на котором они прибыли. Ты имеешь представление о том, как оно выглядело?
— Откуда мне это знать? — Ханслет был раздражен. Ему, как и мне, не удалось поспать. — Было темно, хоть глаз выколи.
— В том-то и дело! Единственное, что можно было видеть, — слабый свет в рулевой рубке. Никаких фонарей на палубе или огней внутри. Даже навигационных не было.
— Вахмистр Макдональд следит за порядком в этой гавани уже восемь лет. Неужели тебе понадобится свет, чтобы после наступления темноты пройти по собственной квартире?
— В моей квартире нет двух десятков яхт, которые под влиянием ветра, прилива и отлива постоянно меняют свое положение. Внешние причины не заставят меня плутать, когда я иду по квартире. Но ведь во всей гавани только три судна имеют якорные огни. А он должен видеть, куда плывет.
Я оказался прав. Со стороны удалявшегося судна, шум машин которого был еще слышен, темноту внезапно прорезал тонкий луч света. Пятидюймовый прожектор, как я и думал. Свет упал на маленькую яхту, стоящую на якоре ярдах в ста, и судно сразу изменило курс. Луч осветил другое судно, и опять ночные гости переложили руль на этот раз на бакборт и после продолжили путь в прежнем направлении.
— Ты употребил слово «странно», — пробормотал Ханслет. — В этих обстоятельствах, думаю, слово очень подходит. А какого мнения мы должны быть о полиции Торбея?
— Ты же беседовал с вахмистром.
— Я бы обо всем думал иначе, — сказал Ханслет непоследовательно. — Все бы встало на свои места. Но не могу. Макдональд — честный, старомодный полицейский, да вдобавок еще и хороший. Я таких много встречал, да и ты тоже.
— Правильно, — согласился я. — Хороший, честный полицейский. Но то, что происходило здесь, выходило за рамки его обязанностей, и он был сбит с панталыку. По большому счету, были введены в заблуждение и мы. Во всяком случае, так продолжалось до последнего момента.