– Пусть уберут камеру.
Бестужев помедлил, испытующе разглядывая Богему. Поняв, что тот настроен решительно, произнес с чувством:
– Как же вы мне все надоели, писюканцы несчастные! Стойте здесь и ждите, – и вернулся в кабинет. Через пару минут распахнул дверь: – Милости просим!
Богема вошел и, отметив, что со штатива камера убрана и поставлена на подоконник объективом к окну, уселся на предложенный Бестужевым стул. Перед ним через столик для посетителей, установленный перпендикулярно и впритык к большому столу Бестужева, сидела – нога на ногу – Анюта.
Она протянула руку:
– Анюта.
– Витя. – Он осторожно пожал мягкую, теплую ладошку. – Уж и не знаю, чем могу быть вам полезен. Анатолий Петрович ждет вас завтра, согласно договоренности.
– Виктор, вы меня боитесь? – спросила она, глядя на него смеющимися глазами сквозь очки в синей оправе.
– Боже упаси! – сказал Богема. – Наоборот, я вам радуюсь. Родные и близкие не поверят, что я вот так запросто сижу с вами и беседую.
– Отлично. Начистоту будем беседовать?
– Будем, – легко согласился он.
Парни за его спиной встали.
– Мы, пожалуй, пойдем покурим, – сказал один из них густым баритоном.
Они остались в кабинете втроем. Повисла неловкая тишина.
Бестужев заерзал в кресле.
– Ладно, я тоже пойду якобы покурю, – сказал он, поднимаясь. И шутливо погрозил пальцем: – Но ненадолго!
Когда за ним закрылась дверь, Анюта спросила:
– Виктор, вы ведь по профессии художник, не так ли?
– Да.
– Тогда вы, как профессионал, должны понимать, что художник Сидоров – явление уникальное, неповторимое, я бы сказала, сногсшибательное. Я видела несколько его работ и была потрясена. Даже не верится… Нет, действительно, Виктор, есть серьезные подозрения, и не только у меня, что это – фальсификация.
– Для сомневающихся у нас есть видео, – сказал Богема.
– Но и видео можно сфабриковать.
– Могу предположить, Анюта, что если даже вы увидите художника Сидорова непосредственно в работе, вы не поверите и будете утверждать, что вам подсунули по-хитрому запрограммированного робота.
Анюта рассмеялась. Богема заметил на ее носу легкомысленные детские веснушки.
– Я поверю! Покажите мне художника Сидорова в работе, Виктор, – жалобно попросила она. – Ну, пожалуйста, очень прошу, я поверю. И потом буду всем рассказывать, что это правда.
– Да не надо нам никому ничего доказывать, – сказал Богема. – Кто не хочет верить, пусть не верит, дело личное. Анюта, ну зачем вам это? Разве нет других тем для передачи, более возвышенных, эстетически благородных? Надо людей просвещать, чтобы они обогащали свой духовный мир, стремились к красоте, а вы хотите рассказывать о каком-то мужике, умеющим оригинальным манером справлять нужду. Это же моветон, это неприлично, это не подобает тем более женщине, тем более такой обаятельной и интеллигентной, как вы.