– Ну-ну. – Бестужев заговорил тише. – Учтите, Виктор Алексеевич, может случиться так, что даже я не смогу вас защитить. Не мой уровень.
– Не надо нас защищать. Мы никому ничего плохого не делаем.
– Это вам так кажется. В общем, я вас предупредил.
– Да вы нас уже достали! Мы вам чем-то обязаны, что ли? Хозяева жизни, блин. Идите вы на фиг! – очень хотелось крикнуть Богеме, но вместо этого он вежливо и спокойно произнес: – Даже и не знаю, что и делать. Ладно, попробую подлечить Анатолия Петровича. Может, таблетками собьем температуру. Хотя он вообще никакой, лежит пластом.
Богема нашел в заявке Анюты Тульчак номер контактного телефона, позвонил и, извинившись, выразил ответившему знакомому густому баритону сожаление о том, что художник Сидоров внезапно заболел и сеанс отменяется.
Дядя Толя и тетя Маруся, взяв отпуск, жили на даче – погода стояла теплая, в огороде всё росло и колосилось. Богема к ним приехал и объявил, что Анюта отказалась от портрета, ей некогда, возникли какие-то срочные дела. Сидоров отнесся к известию равнодушно и продолжил усердно полоть картошку. Маруся с сожалением повздыхала: эх, не повезло, уж очень хотелось на живую Анюту хоть одним глазком взглянуть. Богема попросил их в случае, если кто-нибудь чужой – да и не только чужой, хоть кто – появится в здешних местах и будет зачем-то искать дядю Толю, тотчас звонить ему, Богеме.
Минуло несколько дней – никто никого не искал. Богема перевел дух: кажется, обошлось, и можно тихо, спокойно, без суеты продолжать зарабатывать деньги. Спрос на уринальные портреты оставался стабильным, заявки поступали регулярно. Вот и хорошо, вот и не надо дергаться, не надо никаких интервью, не надо будить лихо, пока оно тихо.
Однако слова Бестужева о том, что художника Сидорова потребуется от кого-то защищать, запали Богеме в душу и тревожили его. Бестужев – калач тёртый, зря трепаться не будет. «А с другой стороны, что они нам могут сделать? – размышлял Богема. – Мы ведь никому не навязываемся. Не хотите, ну и не надо. А если захотите, то мы не против». И хотя он приходил к выводу, что осторожный Бестужев, скорее всего, перегибает палку, и вряд ли им что-нибудь грозит, тревога его не покидала. Он стал более внимательно всматриваться в новых клиентов, всегда теперь был настороже и в полной боевой готовности к провокациям, скандалам и черт знает еще каким пакостям.
На сеанс приехал молодой мужик, по повадкам бизнесмен и, возможно, с криминальным уклоном, что подтверждала синяя наколка «Урал» на фоне пунктирных солнечных лучей на тыльной стороне его ладони. Он был сверх меры жизнерадостный – все время, не переставая, смеялся. Богема пригляделся: нет, вроде бы, не пьяный, может быть, покурил чего-нибудь? Каких только клоунов здесь не насмотришься. Когда Сидоров закончил свое дело, бизнесмен, качая в восхищении бритой головой, посмеиваясь и подёргиваясь, сказал: