– Эдуард Бенедиктович, вы действительно хотите, чтобы сделали ваш портрет? – учтиво спросил Богема.
– Портрет? Да! Конечно! Делайте, делайте, а я посмотрю, что у вас получится.
– Тогда, чтобы хорошо получилось, вам нужно встать на коврик и всего лишь минуту постараться не шевелиться, – сказал Богема.
– Ладно, – неожиданно согласился Кржижановский и встал на коврик. – Вот я стою, уже не шевелюсь. Где там ваш художник?
– Он уже работает.
– Работает? – Кржижановский громко, по-театральному расхохотался, хлопнул ладонями по коленям и закричал: – Это ж надо же, что творится. Он работает! Нет, о чем мы говорим? Люди, опомнитесь! Что мы делаем? У меня в голове не укладывается! Вот вам наглядный пример, как надо дебилизировать общество! Они хотят меня сделать дебилом! Понимаете? Дебилом! Не выйдет! Ну-ка, что он там наваял? – он решительно двинулся в обход мольберта и ширмы, но на его пути встал Петя. – Убери руки! – рявкнул Кржижановский, хотя его никто и пальцем не тронул.
Охрана подскочила к шефу, но пребывала в некотором замешательстве.
– Петя, уйди, – попросил Богема, плечом отпихивая его в сторону.
– Зови всех сюда, – скомандовал Кржижановский охраннику.
Он бесцеремонно вошел в закуток, где Сидоров в это время застегивал штаны.
– Ну что, художник, ждешь миллион алых роз? Сейчас оформим, – произнес Кржижановский. – И чего ты тут наделал в буквальном смысле слова?
Богема встал между ними.
– Эдуард Бенедиктович, что вы в самом-то деле? – жалобным, примирительным голосом сказал он. – Так ведь не делается. Мы же вас не заставляли делать портрет. Мы никого не заставляем. Вы сами пришли. В чем же дело? Николай Иванович, повлияйте на Эдуарда Бенедиктовича, у нас всё по-честному, мы никого не заставляем.
– Да всё нормально. – Бестужев протиснулся к ним, нервно посмеиваясь. – Эдуард Бенедиктович хочет посмотреть свой портрет, только и всего. Всё нормально.
– Прочь с дороги, подлец! – крикнул Кржижановский Богеме, брызнув слюной.
Богема отступил, заслоняя собой Сидорова. Кржижановский обратил внимание на короб, шагнул к нему.
– Ну-ка, ну-ка, поглядим, чего он тут нахудожничал, – зловеще изрек он.
Из короба на него смотрела искаженным отражением отвратительная рожа – позорные очёчки на мясистом носу, оскаленный в крике рот, всклоченные волосы. Карикатура была выполнена в духе Кукрыниксов, изображавших с такими рожами проклятых злобных и пузатых буржуинов, которые пытаются обхватить длинными обезьянными руками беззащитный земной шар. Богема успел подумать: «Дядя Толя, конечно, гений, но как же это всё не во время!».