«Но, Пьер, наверное, следует как-то сопротивляться?»
«Конечно. Их система жестока, сами они — глупцы. Пройдет время, и мы станем с ними драться, хотя совсем другими средствами».
«А сейчас ты убежден, что можно противодействовать им, не применяя силу?»
«Хотел бы верить».
«Я тоже. Наверное, спокойной ночи?»
«Да, спокойной ночи».
«Ты спишь, Пьер?»
«Да, почти».
«Я только хочу сказать, что ты мой друг».
«Ты тоже мой друг, Эрик. Ты единственный друг у меня в этой школе».
Слухи о суровом суде над Эриком распространились по всей школе менее чем за день. Общественная реакция его удивила. Он, например, предполагал, что старшие гимназисты попытаются засыпать его разного рода поручениями, а коли откажется, грозить жалобами в совет. Но ругань и ворчание о новом-и-крутом получили хождение среди учеников реальной школы. Он-то думал, что любая попытка противостояния гимназистам заслуживает, по крайней мере, моральной поддержки от получателей издевательских заданий, и особенно горчичников. Но в Щернсберге на многое смотрели иначе, нежели в остальном мире. Здесь существовали собственные законы, правила и мораль.
Слово «мораль» старый священник и директор часто использовали в своих утренних проповедях. Мальчика в Щернсберге приучали быть жестким и дисциплинированным. От него требовали умение не только выполнять, но и отдавать приказы. Считалось, что все это пригодится в будущем. Ибо выпускникам данного заведения предстояло руководить промышленностью, администрацией и вооружёнными силами страны.
Спустя несколько дней Эрик поднимался с общим потоком вверх по широкой лестнице, ведущей в столовую. На повороте к нему неожиданно протиснулись два гимназиста и одновременно толкнули локтями. Дабы избежать конфликта, он даже остановился, чтобы те смогли пройти своей дорогой. Но когда они развернулись, стало ясно, что как раз скандальчик и входил в их планы.
«Ты почему толкаешься, маленький дьявол?» — вопросил один из них.
«Нет, — ответил Эрик, — это ведь вы толкнули меня».
«Приноси извинения», — сказал другой.
Вся лестница остановилась и замолчала в напряжённом ожидании. Эрик рассматривал приставшую к нему парочку. Никто из них не являлся членом совета, значит, у него не было необходимости подчиняться их приказам. Вряд ли грозили ему и штрафные работы. Но они ведь знали заранее, что он ответит.
«Если кто-то и должен просить прощения, так это вы», — парировал он, намереваясь все же протиснуться в столовую. И тут один из них легонько взял его за руку, однако же, как угадывалось, не желая ударить. Напряжённая тишина повисла вокруг.