– Как! Опять ты, мерзавец! – воскликнул Жан-Мари, узнав хрипловатый голос полицейского.
– Да, да, давай спасаться сообща.
– Трус, – сказал Кадевиль. – Ты просишь меня помочь тебе доплыть до берега?
– Да.
– А когда мы будем в безопасности, тут же отдашь меня палачам?
– Нет, клянусь тебе.
– Не ври, я тебе больше не верю.
Разговаривая между собой, противники приближались к берегу, но было совершенно ясно, что силы вот-вот покинул Латура, пловец из которого был неважный.
– Помоги мне! Спаси! – умолял Латур.
– Нет.
– Умоляю тебя!
– Нет!
– Я помогу тебе перебраться за границу.
– Нет, ты слишком быстро забыл то зло, которое мне причинил.
Но несмотря на эти слова Жан-Мари был готов вот-вот смягчиться.
Он говорил себе, что Латур, каким бы негодяем он ни был, не настолько отвратителен и жесток, чтобы передать беглеца в руки правосудия после того, как тот спасет ему жизнь.
Он уже собрался было предложить сделку, но тут полицейский, слабевший все больше и больше, схватил его за руку и сказал: – Хочешь или не хочешь, но тебе придется меня спасти! Я тебя не отпущу!
– Смотри, сам напросился, – ответил гренадер, повернулся и протянул руки к Латуру, будто желая его задушить.
И тогда посреди этого пустынного моря, в непроглядном ночном мраке, среди высоких, крутых, пенных волн, то и дело сталкивавшихся друг с другом над головами противников, завязалась страшная борьба.
С одной стороны, Жан-Мари, который хотел отомстить и в приступе ярости, спровоцированном последним поступком агента, только о том и думал, чтобы наказать своего злейшего врага. С другой – перепуганный человек, который, пытаясь спастись, схватился бы даже за раскаленный стальной прут и понимавший лишь одно – что умирать ему не хочется.
Картина приобретала величественные, мрачные очертания.
Гренадер обладал тем преимуществом, что был более искусным пловцом.
Но Латур, вонзивший ему в руку ногти, мешал плыть вперед.
Вокруг двух непримиримых врагов, затеявших сражение, не знавшее себе равных, продолжало бушевать море.
Чтобы вырваться из смертельных объятий противника, нужно было либо убить, либо умереть, может, даже и то, и другое вместе. И все это происходило без свидетелей, под черным куполом небосвода.
Сначала Жан-Мари резко дернул рукой, пытаясь вырвать ее из пальцев Латура.
Ему это удалось. Но гнусный полицейский тут же вновь схватился за одежду Кадевиля.
Тогда борьба стала ужасной и ожесточенной. Враги, каждому из которых, в первую очередь, приходилось плыть, чтобы не пойти ко дну, прилагали отчаянные усилия: гренадер – чтобы избавиться от полицейского, вцепившемуся в него, как спрут, Латур – чтобы не выпустить Жана-Мари, ставшего для него одновременно и жертвой, и последней соломинкой.