– Ну, так… расскажите… ему… что я вам… Может быть…
– Даже это я не смею обещать вам, леди Мэри, потому что когда я недавно назвал ваше имя, он запретил мне когда-либо делать это в его присутствии!
– Неужели дело дошло до этого? А на допросе он совершенно умолчал о причинах, заставивших его убить этих людей! И он сделал это лишь потому, что даже ценой своего спасения не хотел компрометировать меня? Что за благородная душа! – Мэри встала; теперь в ее глазах уже не было слез, ее лицо выражало твердую решимость. – Ну, тогда я сама отправлюсь к нему, что бы там ни было! Я должна добиться его прощения!
Вскоре после этого мы галопом неслись по дороге к Лондону. Не останавливаясь там, проехали дальше, в Гринвич. Все мы были довольно молчаливы, и только Мэри один раз во всю дорогу тихо проронила:
– Я никогда не выйду за французского короля, никогда!
В это время король Генрих находился в Лондоне, так как хотел принудить город выплатить в виде приданого леди Мэри сумму в пятьсот тысяч крон, и в Гринвиче почти никого не было.
Прибыв туда, девушки отправились в апартаменты принцессы, а я – в нашу общую комнату, где нашел Брендона за чтением. Я собирался предупредить его о визите, но при взгляде на него вся моя решимость пропала, и я промолчал.
Прошло немного времени, затем в дверь постучали, и в комнату вошли Мэри и Джейн. Брендон заметил их появление уже у самой двери, но не показал вида и даже не поднял головы от книги. Уже темнело; только у окна, где сидел Чарльз, было еще довольно светло. Мэри поколебалась одно мгновение, затем подошла к Брендону и сказала:
– Мастер Брендон, я пришла не затем, чтобы оправдываться – для меня нет оправданий! – а для того, чтобы рассказать вам все, как было!
Брендон встал, отметил ногтем место в книге, на котором остановился, и сказал:
– Ваше высочество бесконечно добры и оказываете мне величайшую честь, но так как наши пути слишком расходятся, то, по моему мнению, было бы лучше, если бы вы воздержались от этого неразумного посещения. Столь высокая особа не может обращаться с речью к такому субъекту, как я, с величайшим трудом избежавшему виселицы.
– Не говорите так, дайте мне рассказать вам все! Я хорошо знаю, что вам было слишком больно думать обо мне так дурно после… после… Ну да вы знаете, что произошло между нами!
– Да, после того, что произошло между нами, это было особенно трудно перенести, – ответил Брендон. – Если вы способны дарить поцелуи… – при этих словах Мэри вся зарделась, – человеку, который вам совершенно безразличен, настолько безразличен, что вы готовы дать ему умереть, как собаке, тогда как одно-единственное ваше слово могло спасти ему жизнь, на каком основании может он думать, что только он один и пользовался этими лестными знаками вашего расположения?