. И я стала говорить: вот именно.
Роман Петрович. Вот именно.
Нина Львовна. Вот именно, Рома. Та к и живем.
Пауза.
Роман Петрович. Нет, Нина, я тебя люблю, как никого никогда не любил. Ты даже не можешь представить всю глубину… Столько лет, и хотя бы на йоту… Хоть бы на йоту уменьшилось… Нина! Я – твой! Ты – моя! Моя! Ты!
Нина Львовна. Не надо, Рома, мне не нравится, когда ты произносишь подобные тексты.
Роман Петрович. А тебе вообще мои тексты не нравятся.
Нина Львовна. Если бы мне нравились твои тексты, ты бы уже давно перестал писать.
Роман Петрович. Это женская логика. Нам недоступна.
Нина Львовна. А ты работай, Рома, работай.
Роман Петрович сел за машинку.
Роман Петрович(глядя на белый лист бумаги). Сейчас. (Сосредотачивается.)
Нина Львовна. Вообще-то при здравом размышлении… в этом есть что-то… от извращения.
Роман Петрович(не отрывая взгляда от бумаги). Да? В чем же тебе видится извращение: в том, что я пил из туфли или в том, что из туфли твоей сестры?
Нина Львовна. Я бы сказала не так. (Но как – не говорит).
Роман Петрович. Нина, ты не права. Ты гений. (Все так же глядит на бумагу.)
Пауза.
Нина Львовна. «Знаешь, как я жила в девушках?»
Роман Петрович(не заметив подвоха). Как?
Нина Львовна. «Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью…»
Роман Петрович. Какие… цветы?
Нина Львовна. «У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы – у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату…» – надо же, помню!.. – «по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют».
Роман Петрович. «Бесприданница».
Нина Львовна. Сам ты «бесприданница»! «Так до обеда время и пройдет». Есть хочется. Ты почему не печатаешь?
Роман Петрович. Тебя слушаю. (Догадался.) «Гроза».
Нина Львовна. Давно бы напечатал что-нибудь.
Роман Петрович. Давно не печатал. Не начать.
Нина Львовна. Разучился?
Роман Петрович. Не знаю. Нет. Но бумага… Она… (Отодвигается от машинки.) Нина, ты гений. Как я тебя полюбил! (Встает, подходит к стене, берется за вьюшку.)
Нина Львовна. Не открывай! Зачем?
Роман Петрович. Не буду. (Отходит.) Мы туда не пошли. Мы молодцы. Бог нас уберег… Вот что, Нина: пусть это будет все с Двоеглазовым. Что ты рассказала.
Нина Львовна. А не с Катериной?
Роман Петрович. А не с Потоцким. Я тебя отобью у Двоеглазова. Как у Потоцкого, но только у Двоеглазова. Решено. Отбил. Отобью. С шампанским.