Троглодит по моему приказу отправился с Франком в качестве сопровождающего. Пока я ожидал возвращения Доктора, из брюха Зайца выбрались Махор с Горготом. Они появились, обогащенные впечатлениями осмотра верхних палуб и рубки.
– Обстановка выполнена со вкусом к роскошной жизни, – резюмировал штабс–капитан. – А насчет прочности я имею сомнения.
– Тут сделана ставка на страх и панику, – предположил Махор. – Если эта штуковина шевельнется, половина Овиума обделается от ужаса.
– Обзорная рубка – это хорошо, – провозгласил подошедший Франк. – Надеюсь, там предусмотрены ремни для пилотов. Будет изрядно потряхивать при движении. Понадобится стойкий вестибулярный аппарат и выносливое пищеварение. Прозит, господа. Предлагаю, немедленно окунуться в работу. Буль–буль–буль, – последние слова издал не он, а глиняная бутыль, опрокинутая в горло.
– Поддерживаю предложение. Маэстро, не будьте жмотом–с, – вклеил Горгот и протянул увитую венами мускулистую орочью лапу.
Махор приложил ко лбу козырек ладони:
– А все –таки – почему он заяц? Что скажешь, Гонзо?
Откуда я знаю? Может, Иарарх зайцев любил. Что касается троглодитов, то у нас трепетное отношение вызывают лишь те зверьки, которых можно употребить внутрь и без лишних хлопот. А за зайцем не угонишься. Словом, извини, Махор, я не в курсе, да и своих забот полная пасть.
А доктор Франк вдруг заорал над самым ухом:
– Гонзо! Ну, что ты застыл, бездельник? Немедленно доставь мне всю бригаду гномов, что занималась ковкой и подгонкой частей! Пусть разъяснят стыки трансмиссии.
Пришлось опрометью нестись вниз, в казармы Еола. Съехав по желобу до Гуенарганта, я отправил в казематы нарочного, а сам без сил плюхнулся на булыжник близ озерного берега. Даже заглядывать в его ледяную глубину мне сейчас не хотелось. Этот магистр меня загоняет до смерти, я понимал это отчетливо.
С гномьей командой мы опять вернулись к Франку. Их старшой – Мудрот – мужик обстоятельный. И в регулярной армии Оплота успел послужить, и на вольных хлебах попастись, а потом и мастеровым заделаться. В последнее время повадился ходить с купеческими караванами, торговлишкой промышлять. Финальный рейс, самый неудачный, случился, понятное дело, в факторию Паялпан. Объятия Таргона были широки, кандалы рабства – тоже соответственно прочные. Гном выслушал вопросы маэстро, почесал завитую в две косички бороду и ответил:
– Не убоюсь доложить, незнакомый, но сиятельный господин, как для себя ковано. И скреплено, словно для родных деток. Вон моему куму женина матерь приказала пони подковать, так тот подковал. Сработал на славу. Теща поехала по воду, коняжка ногой топнула, полешко на мостике подломилось, так матерь женина туда и лошадь за ней. И уплыла по течению зачем–то, стало быть. А пони вытащили, хвала Иерарху. Чего ей бедолажной пропадать, верно ведь? Вот такие мы мастера, ваше высокоблагородие, – неожиданно заключил кузнец.