Эд всхлипывал, когда позвонил мне вскоре после приезда скорой помощи. Парамедики все еще не оставили попыток реанимировать папу. Я всегда воображал себе, что, когда Эд и Вилли наблюдали за суетой парамедиков, они стояли, крепко обнявшись: два близнеца, чья братская любовь намного превосходила то, что они чувствовали по отношению ко мне. После похорон отца и поминок Эд и Вилли просили меня вернуться с ними в дом и пропустить по стаканчику. Поминки мы справляли в любимом пабе отца, располагавшемся в соседнем квартале. Сюда он каждую пятницу ходил выпить пива с приятелями.
На поминки я, конечно, остался, но затем поехал домой. Потом я сидел в своей квартире, ощущая всю тяжесть одиночества, на которое сам же себя и обрек. На следующий день я отправился на работу. Это стало одновременно спасением и наказанием.
– Каллум!
Лайла стояла в дверях. На лице ее застыло вопросительное выражение. Я привстал и поднял руку с бокалом.
– Просто захотелось свежего воздуха. Вы и без меня неплохо справляетесь.
– Нет. Мы без твоей помощи не сможем водрузить менору[21] на верхушку елки.
– Ты собираешься водружать менору на рождественское дерево?
– А разве не все так поступают? – Она приподняла брови и улыбнулась. – В Нью-Йорке напротив нас по коридору жила еврейская семья. Они, конечно, не праздновали Рождество, но мы праздновали с ними Хануку[22]. Мама решила, что будет удобно пригласить их на рождественский обед. Угадай, чем мы их угощали?
– Только, пожалуйста, не говори, что жареной свининой.
– Ой, Лайла! Ты такая бестактная! – донесся из гостиной голос Петы. – Я очень старалась, Каллум, честно, старалась. Я запекла курицу и немного свинины. На верхушке рождественского дерева я водрузила менору в знак того, что уважаю их культуру. Свинину они, конечно, есть не стали, но курица им пришлась по вкусу, и они хорошо провели время.
– Вышло все нелепо, – сказала мне Лайла, – но после этого менора стала в нашей семье частью традиции. Возможно, это весьма неучтиво, но без меноры наверху ничего не получится, а ты единственный, кто может туда дотянуться.
Менора оказалась сделана из пластика. Золотистую краску разбрызгали поверх пластмассы, а снизу кто-то неуклюже приклеил воронкообразную картонку, на которую менору ставили на вершину елки. Мне даже не пришлось вставать на цыпочки, чтобы нахлобучить ее сверху. Я отступил на шаг, желая полюбоваться своей работой. Лайла обняла меня за талию и прижалась ко мне.
– Красиво. Правда же?
Я уже лет двадцать не наряжал рождественское дерево. Хаос украшений, неравномерно развешенных на ветвях, безумные сочетания цветов оскорбляли мое чувство стиля и прекрасного. Гирлянды были настолько старыми, что я видел довольно длинные участки, на которых не осталось ничего, кроме хлопчатобумажной нити. Они украшали не только елку, но висели повсюду в комнате, обрамляя каждую дверь и большинство фотографий в рамочках.