– Вы же медсестра, – улыбнулся он. – Как мой ожог? Очень плохо?
– Я не медсестра, – ответила она, отводя глаза.
– Ну, вы все равно проводите в госпитале достаточно времени. – Одним движением он сбросил рубашку на пол. Его широкие плечи выглядели так же волнующе, как и мускулистая грудь.
Леонора густо покраснела:
– Жить будете.
Пока Алекс переодевался, она неловко топталась на месте, стараясь успокоиться.
– Так будет получше, да? – сказал он, подходя вплотную. Потом открыл дверь и поклонился. – Благодарю вас за помощь, Леонора. – Когда они уже шли по коридору, Алекс наклонился и шепнул ей на ухо: – И еще… Просто чтобы вы знали: если вы когда-нибудь обольетесь супом, я буду счастлив отплатить вам услугой за услугу.
В засушливые годы Джеймс выбивался из сил из-за неплодородной земли, в равных долях дарившей надежду и отчаяние, но во влажные годы был изможден еще больше из-за непосильного труда. Потому что работа начиналась затемно, когда солнце только начинало сменять луну и чай в чашке был таким же темным, как предрассветное небо, а заканчивалась, когда в буше заводили свои заунывные песни динго. Джеймс стал высоким мужчиной, худощавым и мускулистым. И все же его руки и ноги болели до дрожи, а вилка во время обеда казалось тяжелой, словно свинцовая. Но буйства жизни на полях для него было достаточно, чтобы открывать усталые глаза еще до петухов и отдавать работе все силы, так что он бывал почти разочарован, когда день заканчивался. Земля кормила их, давала дом, обеспечивала будущее, и они упивались этим, как шампанским.
Джеймс принес от поленницы столько дров, сколько поместилось в руках. Тесс сидела у печки, закутавшись в лоскутное одеяло. При виде племянника ее глаза вспыхнули, и, сбросив одеяло и ухватившись за спинку стула, она встала.
– Уже совсем поздно.
Тесс потянулась за поленом, но оно оказалось слишком тяжелым для нее и выскользнуло из рук. Покачиваясь, она подняла его и попыталась смести щепки в щели между половицами.
– Я такая неловкая сегодня, – сказала она, отводя глаза в сторону. – Хочу разжечь печь, но только устраиваю беспорядок.
– Все в порядке.
Джеймс присел, открыл заслонку и, сунув полено в огонь, поправил его кочергой. Потом вытер мокрый лоб. Воздух снаружи был горячим, а в комнате было настоящее пекло.
В мойке звякнули кастрюли, и, обернувшись, он увидел, что Тесс сражается с кованым ковшиком.
– Шеймус скоро придет? – спросила она, стараясь говорить спокойно.
– Скоро. – Джеймс поднял одеяло и положил его на стул. – Он старается работать подольше, пока стоит полная луна. – Но этот одержимый на самом деле работал и при свете, и в темноте. Такого человека, как Шеймус, тяжелый физический труд лечил от всех бед. Он продолжал работать, чтобы не видеть лица Тесс, надеясь, что, обрабатывая поля, он каким-то образом сумеет вновь вдохнуть жизнь в жену, как это происходит с его полями.