…
Еще один…
Еще…
Солнце жгло склоненную голову. Шаг… Шаг… Шаг… Пыли стало меньше, почва тут была более плотной и растрескавшейся, рыжеватого оттенка. Шаг… Шаг… Шаг… Пот стекал по лицу и пропитывал воротник ее платья. Грудь сжимало проснувшееся вдруг горе. Она пошла быстрее. Шаг… Шаг… Шаг… Прежние рыдания разразились с новой силой. Она побежала. Горячий воздух обжигал легкие. Слезы высыхали, не успев скатиться по щекам, но она продолжала бежать. Шаг… Шаг… Шаг…. Она остановилась. Над головой появилась тень. С губ ее сорвался скорбный вопль. Она схватилась за волосы и согнулась под тяжестью своего несчастья. Колени ее подогнулись, и она, упав у одинокого дерева, прижалась щекой к шершавой теплой коре; ноги ее сплелись с корнями. Она словно тонула. Глубже… Глубже… Глубже…
Она вдруг похолодела. Она уже бывала здесь раньше. Впрочем, то это дерево или другое – какая разница? От страшных воспоминаний по спине пробежал холодок, забытый ужас впился когтями ей в плечи. Леонора снова видела себя маленькой девочкой. Глаза невольно начали оглядывать бесплодную равнину в поисках одинокой фигуры отца. Ее затрясло. Все было точно так же. Паника, боль в желудке, страх безвозвратной потери. Все то же самое.
Леонора подняла руки с колен и вытянула их перед собой. Она смотрела на свои дрожащие тонкие пальцы, на ладони. И тут что-то изменилось. Она встряхнулась. На самом деле все было уже не так, как прежде. Это не руки ребенка. Пальцы ее выпрямились и замерли. Я по-прежнему здесь, я жива. Эта мысль подействовала на нее, как глоток свежего воздуха. Я по-прежнему здесь. Грудная клетка расправилась, горячий воздух буша наполнил каждый уголок ее легких. Я по-прежнему здесь. В сознании пролетела вся жизнь. Перед глазами замелькали картины прошлого. Вот она брошена умирать в пустыне. Оторвана от моря. Оставлена увядать под задымленным небом большого города. Презираема в браке. Затем попранная любовь. Потеря ребенка. Но я по-прежнему здесь. В этот момент, посреди неподвижной тишины буша, Леонора больше не олицетворяла собой свою скорбь, или свою боль, или свою потерю. Она просто была, существовала.
И пришли ответы на ее вопросы. Они прозвучали отчетливо, как будто были громко произнесены вслух. Ответы эти стучали в ее груди, кричали в ее голове, наполняли дыханием легкие, нежно обволакивали и смягчали сердце. Они пришли именно сейчас и были просты. Очень долго она не могла дотянуться до них, а теперь они открылись ей, как будто были написаны большими буквами на красной земле буша.
Теперь она может уйти. Она скажет об этом аборигенам. У нее есть земля, которую она может им предложить. Они эту недвижимость взять не смогут, это понятно. Подарить им купчую на землю было все равно, что предложить подписать контракт на воздух. Но она расскажет им – и пусть сами выбирают, остаться им или уйти. Однако сама она здесь не останется. А остальную землю она передаст матери Тома. Она помнила ее пророческие слова: