Двое мужчин в полном молчании ехали по узким дорогам из города в сельскую местность. На просторе, где стало меньше чуждых звуков, барабанные перепонки Гана начали расслабляться. Повозка поднялась на невысокий холм, и после этого стало казаться, что город остался в миллионе миль позади. Ган наконец позволил себе дышать полной грудью. Расслабившись, он поправил шляпу, сдвинув ее на макушку.
– Не любите город, верно? – спросил пассажир.
Ган вздрогнул от неожиданности и поднял глаза. Мистер Файерфилд сидел очень прямо и наблюдал за ним. Спина его не касалась сиденья, а руки спокойно лежали на коленях. Он рассмеялся:
– У вас, приятель, плечи все время были подняты под самые уши.
– Просто не привык.
Мистер Файерфилд сладко потянулся на солнце, словно ленивый кот. Расстегнув пиджак, он бросил его на спальное место под тентом, со вздохом отцепил жесткий целлулоидный воротничок, бросил его на дорогу и потер шею. Нащупав массивные запонки с ониксом, он расстегнул их и спрятал в карман. Затем завернул рукава рубашки и вынул кисет и стопку папиросной бумаги. Насыпав щепотку табака на небольшой листок, он туго скрутил его и, лизнув край языком, запечатал.
– Курите? – предложил он Гану, но тот покачал головой.
– Ваша жена права. Солнце поджарит вас до хрустящей корочки. – Ган неодобрительно оглядел белую кожу на его руках.
– С этим я справлюсь, – добродушно отозвался мистер Файерфилд. – Я и курить не должен бы. Она говорит, что после этого от меня пахнет, как из дымохода. – Он чиркнул серной головкой на кончике расщепленной лучины и поднес голубое пламя к скрученному кончику сигареты. – И поэтому я планирую курить во время нашего путешествия не переставая.
– Это правильно. По-мужски, – отозвался Ган.
– Вы рассуждаете как закоренелый холостяк, мистер…
– Ган.
– Ган, да? Вы из Турции?
– Нет. Когда-то был погонщиком верблюдов, как афганцы.
Мистер Файерфилд понимающе кивнул и продолжил:
– Конечно, моя жена права относительно очень многих вещей. Но мужчине иногда не хочется поступать правильно. Хочется делать все наоборот, хочется вести себя как сопливый подросток. Глупо, разумеется, по-детски, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. И поэтому в конце дня получаю свой нагоняй и поцелуй в лоб.
Вялость и немощность голоса он оставил в Перте – теперь его манера говорить была легкой и свободной, даже твердой. Между затяжками мистер Файерфилд непринужденно улыбался.
– Вы никогда не бывали в Америке, Ган? – спросил он.
– Нет. Даже за пределы Австралии не выезжал.
– Что ж, я несколько раз объехал вокруг света и вот что могу вам сказать, Ган: Австралия и Америка похожи так, как только могут быть похожи две страны.