Воздух в комнате внезапно стал удушливым и сухим. В горле у отца Макинтайра запершило:
– А как же дети?
– Некоторые из них останутся здесь, других поместим куда-то еще.
Слова эти словно зависли… Отец Макинтайр никак не мог понять их, ни умом, ни сердцем.
– Зачем же оставлять кого-то из детей здесь? – с горечью спросил он. – Почему не вывезти всех? Почему не послать их таскать рыбацкие сети или закладывать динамит на рудниках?
– Это было одним из условий миссис Файерфилд. – Диакон вздохнул, и лицо его стало пунцовым. – До тех пор, пока анонимность Леоноры будет соблюдаться, приют в определенной степени продолжит свое существование.
Отец Макинтайр рассмеялся нездоровым сдавленным смехом, который вырвался сам собой и от которого на глазах его появились слезы.
– Блестяще. Просто блестяще!
От столь неожиданного веселья диакон Джонсон сжался – так реагируют на умалишенных.
– Она проворачивает вонзенный нож и при этом заставляет быть благодарным за то, что не ударила им в сердце. Блестяще! – Отец Макинтайр понял задумку своей противницы и теперь испытывал перед ней благоговейный страх, который и вызвал этот странный смех. – Видите ли, – продолжил он, – у нее не было гарантий, что я буду молчать насчет Леоноры. Она знала, что я подпишу контракт, знала, что мы можем уничтожить все ее физические следы, но все равно остается слишком много возможностей, что кто-то сболтнет лишнее. Так почему бы не обрезать этот язык? Вы понимаете? Ее блестящий ум напоминает раскаленные вилы, не правда ли? Если она пригрозит мне судьбами детей, одного этого будет достаточно, чтобы гарантировать мое молчание.
– Вы злоупотребляете анализом, Колин. А она всего лишь хочет, чтобы было как можно лучше и для церкви, и для ее новой дочери.
– Ее племянницы, – с кислой ухмылкой поправил его священник. – Ее дорогой надолго потерянной племянницы.
Дряблые щеки диакона Джонсона совсем обвисли.
– Вы неважно выглядите, Колин.
– Так и есть. – Выбившийся из сил и истощенный, отец Макинтайр встал, чтобы уйти. – Просто я неважно себя чувствую.
– Колин, – повысил голос диакон, – сядьте. Это еще не все.
Отец Макинтайр устало прислонился к двери, но затем развернулся и снова опустился на стул.
– Ну разумеется! Это еще не все, – с иронией бросил он.
Лицо диакона смягчилось, и щеки его, казалось, опустились еще ниже к подбородку.
– Вы знаете отца Бреннана? – спросил он.
– Нет. А что, должен?
– Это служитель римской католической церкви, один из пасторов монастыря Святой Розы. Он хороший человек и очень много делает для этих бедняг иммигрантов.