– Да, сэр.
Они шли по глубоким бороздам – результат тяжкого труда многих дней и недель, от которого кожа на ладонях облазила. Прежде чем показался дом, до них донесся запах поджаренного на плите бекона. Дом был не больше сарая для стрижки овец, а его деревянные стены так потемнели от дыма, которым тянуло из отдельно стоящей кухни, что казались обугленными. Крыша из гофрированного железа была серебристой на коньке и порыжевшей от ржавчины ниже. Покосившееся крыльцо подпирали доски. Рядом с домом, возле кухни, стоял бак для воды, а еще дальше, за проволочной оградой, находился курятник, откуда доносился птичий гам.
Тесс О’Рейли встретила их улыбкой:
– Как раз вовремя! Вам повезло, что я еще не скормила обед свиньям!
Эти угрозы были не больше чем просто шуткой, и она, проводив их к столу, наполнила тарелки яичницей с беконом. Чай был горячим и очень сладким. Было начало месяца. К концу его на тарелке будет по одному яйцу и крошечному ломтику свинины, а чай станет черным и горьким. Еда на их столе лучше любого календаря говорила о том, какой сегодня день месяца и сколько времени до уплаты ренты.
Не переставая жевать, Шеймус излагал подробности их работы за утро, вздыхая и для выразительности качая головой, на случай если жена не сразу оценит его усилия. А Тесс, слушая его, суетилась в кухне, время от времени поддакивая и показывая, что в полной мере понимает, как много он сделал. А когда Шеймус, как обычно, неминуемо начинал проклинать ужасные австралийские земли, она успокаивающе цокала языком и подкладывала ему еще яичницы на тарелку, улыбаясь и подмигивая Джеймсу.
Тесс была миниатюрной женщиной и на первый взгляд казалась пугающе хрупкой – в основном из-за того, что кожа ее на фоне длинных волос цвета оникса казалась полупрозрачной. Но ее глаза, похожие на ярко-зеленые блюдца, затмевали все остальное, и все поначалу видели только их. Глаза эти постоянно следили за Джеймсом, с радостью приглашая его в свою жизнь. Порой Тесс, думая, что ее никто не видит, подносила пальцы к губам, а затем к своему сердцу.
Шеймус отодвинул пустую тарелку и нахмурился:
– Мы пойдем.
– Только не сейчас, – запротестовала Тесс. – Это же самое жаркое время дня. А через час жара спадет.
– У нас нет выбора. – Шеймус кивнул Джеймсу, чтобы тот следовал за ним. – С ужином можешь не торопиться, Тесс.
Она погрозила мужу пальцем:
– Ты должен следить, чтобы мальчик не очень уставал, Шеймус.
Чем жарче становилось, тем сильнее портилось настроение Шеймуса, так что к моменту, когда они добрались до плуга и впрягли в него лошадь, он был уже чернее тучи и чертыхался. Они молча трудились на последнем участке бесконечного поля. Жара принесла с собой дополнительную усталость, отбирая вдвое больше сил и при этом вдвое сокращая эффективность. Губы Шеймуса кривились от нарастающей злости и раздражительного внутреннего диалога. Джеймс, сосредоточившись на работе, всем телом толкал плуг. Глаза щипало от заливавшего их соленого пота.