Пятьдесят оттенков хаки (Букрин, Букрина) - страница 33

– Федя хоть и не рыбак, но халяву за версту чует. И плохо придется тем, кто не успел съесть свою пайку, – подтвердил Антон.

– Его не зря «Ходячим желудком» кличут. Загляни он к нам на огонек, – останемся с носом. В том смысле, что без ужина. Ему одному этот котелок только на разминку, – поддержал Солопов, подсолив кашу, и стал раскладывать ее по мискам.

– Да ну? – усомнился Андрей. – Мне бы на неделю хватило.

– Потому тебя и взяли, – отшутился Крючков.

– Братцы, а я ведь видел его в районе клуба, когда мы сюда собирались, – вспомнил Антон. – Потому предлагаю выпить без нахлебников.

– Не помешает, – согласился Крючков, подставляя кружку.

Только разлили, неподалеку в кустах затрещали ветки. Все насторожились и прислушались.

– Сохатый? – встревожился Тополевский.

– Не время, скорее кабан, – предположил Крючков.

– Хозяин, – уважительно вставил Солопов и заверил: – Медведь нынче шуткует. Он сытый, мимо пройдет.

– А этот на нас прет, – в волнении вскочил Андрей.

– Точно, идет напролом, – Крючков прислушался и потянулся за предусмотрительно захваченным ружьем.

– Свои это, свои! – подал из кустов голос Головин.

Все как по команде отложили ложки и опустошили кружки.

– Заждались? – толстяк бесцеремонно плюхнулся возле костра и протянул граненый стакан. – Надо выпить, – и чтобы никто не возразил, крикнул Солопову: – Наливай – знаю, у тебя всегда есть для сугрева.

Рыбак обреченно плеснул.

– И всего-то? – возмутился нежданный гость.

Николай добавил еще немного. Головин не опускал руку. Пришлось налить ему по самые края.

– Разбавлять не будешь? – удивился Крючков.

– Зачем добро переводить? – искренне удивился Федор.

Повисла тишина. Головин споро достал свою ложку.

– Опоздал на уху что ли? – хмуро уточнил он и потянулся за кашей. – Хороша, но суховата. Так и быть, выручу, – словно бы нехотя пообещал проныра, аппетитно уплетая за обе щеки.

Настроение у всех заметно ухудшилось. Каша таяла, словно прошлогодний снег. Ел незваный гость из общего котелка, жадно и шумно. Сопел и чавкал так, что всем стало неловко. Головин без особого стеснения метал в рот все подряд – тушенку, сало, хлеб, лук. Угнаться за ним было невозможно. Все отвернулись, лишь Тополевский брезгливо наблюдал за поведением Федора. Наевшись, толстяк резко отвалился от стола и, не сказав слов благодарности, куда-то быстро исчез. Несколько минут все чего-то ждали. Потом разлили спирт, молча, словно прощаясь, сдвинули кружки, вздохнули и, опустив глаза, доели остатки пищи.

– Вот чтоб так всем плюнуть в душу! – возмутился Андрей.

– Ладно горевать. Пора спать! – скомандовал Крючков.