Она рассмеялась:
– Но вы сделаете так, как я говорю?
– Да, – ответил он. – Насколько это будет в моих силах. Но мне хотелось бы знать всю глубину таинственных замыслов, которые крутятся в вашей очаровательной головке.
Она повернулась и посмотрела на него своими выразительными темно-серыми глазами, в которых сквозил вопрос и одновременно признание его правоты.
– Но я ведь только что сказала вам!
– Подозреваю, что еще больше вы мне не сказали.
Она лукаво улыбнулась, но в ответ лишь покачала головой. Они вновь добрались до ворот Стэнхоуп, и она натянула поводья, останавливая Саламанку, после чего протянула ему руку.
– Мне нужно возвращаться. Прошу, не бойтесь меня! Я никогда не причиняю людям зла, поверьте! До свидания! И не забудьте: я жду вас в четыре пополудни!
Вернувшись на Беркли-сквер, она обнаружила, что в доме витает тревога и отчаяние. Лорд Омберсли, которому супруга рассказала о давешнем заявлении Сесилии, впал в ярость от подобной безответственной глупости, неблагодарности и эгоизма собственных дочерей, а тут еще Хьюберт и Теодор выбрали этот крайне неподходящий момент для того, чтобы позволить Жако удрать из классной комнаты. Итак, вернувшуюся Софи встретили домочадцы, пребывающие в разной степени отчаяния и не замедлившие излить ей свои скорби и горести. Сесилия, потрясенная разговором с отцом, пожелала немедленно остаться с ней наедине в своей спальне; мисс Аддербери спешила уверить, будто неоднократно предупреждала мистера Хьюберта о том, что он не должен дразнить обезьянку, а Теодор твердил всем и каждому, что в случившемся виноват только и исключительно Хьюберт. Тот же требовал, чтобы Софи помогла ему поймать несчастную зверушку прежде, чем слух о ее побеге достигнет ушей Чарльза. А Дассет, неодобрительно отметив энтузиазм, с каким оба лакея приняли участие в охоте, разразился исполненным ледяной вежливости монологом, суть которого сводилась к следующему: он не привык, что дикие животные чувствуют себя как дома в особняке благородного джентльмена, и не намерен этого терпеть. Поскольку его спич содержал угрозу немедленно поставить в известность о случившемся его светлость, Софи решила, что должна первым делом успокоить нервы Дассета, так как уже не меньше полудюжины домочадцев сообщили ей, что лорд Омберсли пребывает в ужасном расположении духа. Поэтому она сказала Сесилии, что вскоре заглянет к ней, и заставила смягчиться дворецкого, заявив, что не нуждается в услугах лакеев. Сесилия, которой помимо унизительной беседы с отцом довелось пережить несколько неприятных минут со своим старшим братом, а потом еще и выдержать полчаса наедине с леди Омберсли, была не в настроении забавляться с обезьянками и с надрывом заявила, что Жако для Софи важнее, чем она. Селина, от всей души наслаждавшаяся драматической атмосферой нависшего над домом рока, прошипела: