Перед тем как спуститься к ужину, Софи отдала Хьюберту злополучный клочок бумаги. Она почти забыла о нем, но реакция кузена на находку оказалась столь странной, что мгновенно породила в ее голове самые невероятные предположения, чего он наверняка не желал. Хьюберт буквально выхватил его у нее из рук, воскликнув:
– Где вы его нашли? – А когда она терпеливо объяснила, что, скорее всего, он выпал из кармана его сюртука, когда она зашивала карман, юноша сказал: – Да, это принадлежит мне, но я не знал, что засунул его туда! Я не могу сказать, что там написано, но умоляю никому не сообщать об этом!
Ей оставалось только заверить его в отсутствии у нее подобных намерений, но юноша выглядел настолько расстроенным, что вызвал у Софи определенные подозрения. Они лишь окрепли после того, как Хьюберт вернулся домой, проведя несколько дней в гостях у своего друга мистера Харпендена. Он вел себя как человек, получивший сокрушительный удар, от которого так и не смог оправиться, и Софи воспользовалась первой же возможностью, чтобы поинтересоваться, не случилось ли чего. Мистер Ривенхолл еще вчера уехал из Лондона в Торп-Гранд – поместье в Лестершире, унаследованное им от двоюродного дедушки, и до сих пор не вернулся; но Хьюберт ясно дал понять кузине, что даже обстоятельства крайнего порядка не заставят его обратиться к старшему брату за помощью и советом.
– Он не стал миндальничать и прямо заявил мне, что не намерен… Ладно! Это не имеет значения!
– Осмелюсь заметить, – невозмутимо сказала Софи, – что Чарльз часто говорит не то, что думает на самом деле. Расскажи мне, что случилось, Хьюберт! Верна ли моя догадка, что в Ньюмаркете ты проиграл крупную сумму?
– Если бы только это! – неосторожно ответил он.
– Что ж, если это еще не самое печальное, Хьюберт, то я хочу, чтобы ты рассказал мне все без утайки! – сказала она, дружески улыбнувшись ему. – Будь уверен, ты вполне можешь мне довериться, потому что сэр Гораций воспитал меня в твердом убеждении, что нет ничего более гадкого, чем выбалтывать чужие секреты. Подозреваю, что у тебя неприятности, и, если ты мне ничего не расскажешь, я намекну на это обстоятельство твоему брату. Ставлю десять против одного, что все будет только хуже, если ты и дальше станешь упираться, не слушая ничьих советов!
Он побледнел:
– Софи, вы не посмеете…
Глаза ее лукаво сверкнули.
– Разумеется, я не стану этого делать! – призналась она. – Поскольку ты ничего не желаешь рассказывать мне по доброй воле, придется задавать тебе вопросы. Здесь замешана женщина? То, что сэр Гораций называет «несчастной любовью»?