– Кузина! – вмешался Хьюберт, бесцеремонно прерывая восторженные уверения малышей, что новая родственница угадала их вкусы с точностью, какой они еще никогда не встречали у прочих взрослых. – Это ваша лошадь?
Она повернулась, глядя на него с присущей ей доброжелательной прямотой. На губах ее по-прежнему играла улыбка.
– Да, это Саламанка. Он тебе нравится?
– Еще бы! Это испанский конь? Вы привезли его из Португалии?
– Кузина Софи, а как зовут вашу маленькую собачку? И что это за порода?
– Кузина Софи, а попугай умеет разговаривать? Адди, можно мы будем держать его в классной комнате?
– Мама, мама, кузина Софи привезла нам обезьянку!
Последний возглас, который издал Теодор, заставил Софи резко обернуться. Заметив свою тетю и еще двух двоюродных сестер, застывших в дверях, она быстро подошла к ступенькам и воскликнула:
– Дорогая тетя Элизабет! Прошу простить меня! Я как раз старалась подружиться с детьми! Здравствуйте, как поживаете? Я так счастлива оказаться у вас! Большое спасибо за то, что позволили мне приехать!
А леди Омберсли никак не могла прийти в себя. Перед ее внутренним взором таял образ застенчивой маленькой племянницы, но при этих словах она, неизменно прислушивающаяся к чужому мнению, с головой бросилась в круговорот событий, коих ранее и представить себе не смела. Схватив Софи за руку, миледи запрокинула голову, глядя в улыбающееся лицо племянницы, и срывающимся голосом воскликнула:
– Дорогая, милая Софи! Такая счастливая! Так похожа на своего отца! Добро пожаловать, дитя мое, добро пожаловать!
Эмоции захлестнули ее, и прошло несколько мгновений, прежде чем она справилась с собой и смогла представить Софи Сесилии и Селине. Софи восторженным взглядом окинула Сесилию и заявила:
– Ты и есть Сесилия? Какая красавица! А почему я тебя не помню?
Сесилия, растерянная и ошеломленная, тоже, как и мать, рассмеялась. Невозможно было заподозрить Софи в том, что она говорит подобные вещи только для того, чтобы сделать приятное. Она просто говорила то, что думала.
– Знаешь, я тоже тебя не помню! – парировала она. – Я представляла тебя смуглой маленькой кузиной, со сбитыми коленками и копной спутанных волос!
– Да, но я… Волосы, пожалуй, не спутанные, но коленки по-прежнему сбитые и уж точно смуглые! Я‑то уж красавицей не стала, это точно! Сэр Гораций говорит, что я должна оставить всякую надежду и претензии на это – а уж он-то имеет право судить, знаешь ли!
Сэр Гораций был прав: Софи никогда не станет красавицей. Она была слишком высокой; нос и рот выглядели слишком большими, и выразительные серые глаза едва ли могли искупить эти недостатки. Вот только забыть Софи было невозможно, даже если не удалось бы воскресить в памяти овал ее лица или цвет глаз.