Судебный эксперт, — врач, осматривавший 31 августа труп Бембетова, изъятый из земли, давая на суде заключение о свойстве повреждений, причиненных Бембетову, констатировал, что смерть Бембетова последовала от выстрела из нагана, произведенного на расстоянии 3–4 сажен в лопатку, что пуля, попавшая в правое легкое, вызвала сильное кровотечение, и смерть последовала через 3–5 минут, и что если бы Бембетов держал в руке револьвер в то время, когда в него был произведен выстрел, то от физического и морального потрясения и от боли он инстинктивно должен был выпустить револьвер из правой руки; на это могла повлиять и сила лошади.
В виду изложенных выше моментов, отмеченных при следствии, револьвер, найденный при трупе в руке убитого, приобретал огромное значение в качестве вещественного доказательства. И, тем не менее, при дознании и следствии не только не было произведено во время надлежащего осмотра и экспертизы его через эксперта по оружию, но и не было сделано попытки установить, кому же принадлежал этот револьвер. А между тем даже номер револьвера был отмечен. Револьвер никому из близких к Шараеву по службе лиц не предъявлялся и запросов в органы, регистрирующие оружие, сделано не было.
Наконец, следствием не было в достаточной степени обстоятельно проверено заявление жены убитого Дага Бембетовой.
Заявление Бембетовой о том, что Шараев после ареста ее мужа разделил его скот между близкими лицами и часть даже присвоил себе, только отчасти подтвердилось. Двое свидетелей, как сказано выше, удостоверили, что они видели у Шараева двух верблюдов Бембетова. Шараев отрицал это обстоятельство. И, тем не менее, хозяйство Шараева не было обследовано, и состав его живого инвентаря при следствии проверен не был. А это обстоятельство могло также иметь важное значение для установления возможного мотива убийства Бембетова.
Некоторые другие, не менее важные обстоятельства, также не были проверены: слухи о связях Шараева с бандитами никакой проверке не подвергались, и никаких справок и сведений о Шараеве у местных органов ГОГПУ и милиции не было затребовано, и характеристика личности Шараева, как общественного работника, обладавшего известными полномочиями и пользовавшегося по службе большими возможностями и влиянием в своем районе, осталась неосвещенной.
Точно также остался неосвещенным и вопрос об обстоятельствах, при которых Бембетов был отправлен ЦИК’ом из Астрахани в Эркетеневский уезд к Шараеву и не выяснено, почему ему лично были вручены воззвания к бандитам, наконец, за каких семерых бандитов хлопотал Бембетов (о чем также показывала жена Бембетова) и не было ли у этих лиц, действительно, связи с Шараевым. Если бы это было выяснено, логически последовательно можно было заключить, что убийство могло быть совершено Шараевым с целью уничтожить в лице Бембетова опасного для него человека, в надежде избежать при этом всякой за это ответственности, так как осужденный трибуналом Бембетов, — хотя и бывший, но заведомый контрреволюционер и бандит…