Доследование и психиатрическая экспертиза хотя и не выявили невменяемости Новикова (да не в ней была суть, а во влиянии психического состояния на сознание), но установили у Новикова резко выраженные признаки истерии-неврастении. Кроме того, установлены были факты морального давления и запугивания, предшествовавшие сознанию. В результате, при вторичном слушании дела по существу суд не нашел возможным сознание Новикова, положить в основу приговора. К тому же, по мнению суда, «сами обстоятельства убийства, когда Новиков знал, что его прислуга Клюева знает в лицо, шел на убийство, не переодевшись в чужую одежду и без грима, невероятно; также нельзя посчитать и логичным мотивы убийства, т. к. Новиков, не убивая проф. Браун, мог жить с его дочерью Татьяной и жил, корыстные же мотивы не согласовываются с данными дела».
Таким образом, вторая серьезная ошибка предварительного следствия заключалась в том, что следователь, имея дело с целым рядом противоречивых объяснений обвиняемого, проявлявшего при этом резко выраженные симптомы психопатического состояния, не попытался путем психиатрической экспертизы выяснить вопрос о ценности показаний обвиняемого, как доказательств в деле, — о возможности влияния болезненного его состояния на его показания.
Вместе с тем, выясненные при судебном рассмотрении дела «факты морального давления и запугивания», которые предшествовали сознанию Новикова, указывают, что органы расследования до сих пор еще не усвоили того простого процессуального требования, на которое неоднократна указывалось в директивных письмах Верхсуда: получение во что бы то ни стало сознания подозреваемого никогда не должен ставить себе в задачу следователь. Только свободно данное обвиняемым сознание может иметь доказательственную силу, а, получив такое признание, орган расследования должен обязательно продолжать изыскивать другие способы к всестороннему выяснению дела при помощи объективных доказательств.
* * *
Не менее характерны в этом деле и резкие контрасты в оценках, которые даны были судом другому кардинальному виду доказательственных улик— опознанию.
В деле имеется опознание Новикова прислугой Брауна — Клюевой. Не останавливаясь здесь детально на сущности этого опознания, заметим лишь, что приговор суда от 5 сентября 1926 г. характеризует это опознание как «категорическое». Ошибочность такой оценки опознания, по мнению УКК, заключается в том, что, приводя в приговоре опознание Новикова свидетельницей Клюевой, суд тем не менее не выяснил на судебном следствии причин крайней неясности этого опознания: опознавая Новикова, свидетельница Клюева опознала за убийцу также и некоего Неклюдова — лицо к преступлению непричастное; кроме того Клюева опознала Новикова лишь по голосу, хотя знала его лично и по внешности, и притом опознала лишь через неделю после убийства, хотя видела его на следующий день после такового.