* * *
Могло показаться, что найти кого-нибудь вроде Зосимы – дело простое. Незатейливое, как говорят в Ростове. На самом же деле, все обстояло ровным счетом наоборот. Не будь у Натали нужных знакомств, авторитета и наводки – в данном случае из самых что ни на есть темных недр всенародно презираемой Охранки – иди, девушка, найди этого старого каторжанина, который то ли заслуженный ветеран революционного движения, то ли совсем наоборот – бандюга с большой дороги. Но и найти – полдела. К такому подойти – целая наука. Впрочем, на счастье – или, напротив, на беду – анархисты своими смотрятся и в интеллигентских салонах, и на бандитских малинах. Так что за те шесть лет, что Натали состояла в организации – а вписалась она еще будучи гимназисткой – успела повидать и тех, и этих. И разговаривать на равных научилась с теми и другими. Поэтому и к дому Горшковой подошла спокойно. Не суетилась, не ежилась. Просто проверилась еще раз на подходе к Ручью – вроде бы и стряхнула топтунов Генриха, а все равно «доверяй, но проверяй», – прогулялась по близлежащим улочкам, как бы занятая своими делами, да и вышла вдруг к деревянному двухэтажному дому с мезонином. Дом у госпожи Горшковой – кто бы ни скрывался под этим именем – оказался опрятным, как и большинство зданий на Ручье, и приятным на вид. Выстроен ловко, хоть и давно, крашен темной охрой, отделен от улицы палисадником и зеленым штакетником с резной калиткой как раз напротив двери. А там, у самой двери, рядом с крылечком сидит в кресле старичок, тихий да мирный, если на первый взгляд, и дымит трубочкой-носогрейкой. Ни дать, ни взять – любимый типаж писателей-деревенщиков, того же Василия Ивановича Белова из Вологды или кого другого.
– Доброго вам дня, дедушка! – поздоровалась Натали, подходя к заборчику.
– И тебе всех благ, девушка! – голос у старика оказался сиплый и слабый, с присвистом. – Только какой же это день, милая, когда вечереет уже!
– Ваша правда, – кивнула Натали. – Вы Зосима?
– Я-то я, а ты кто будешь?
– Анюта.
– Из курвей, что ли?
– Не, – лениво, с растяжкой ухмыльнулась Натали, – из татей.
– О, как! – качнул головой старик. – Гостинцев принесла?
– А то!
– Тогда, заходи!
* * *
– Извините, командир, но чудес на свете не бывает! – Людвиг не дерзил, «резал правду матку».
– Что совсем? – Генриху эта правда была ни к чему. Он и сам с усам, вот только легче от этого не становится.
– Она же Черт, командир! Ее Охранка четыре года взять не может. Уходит, и все тут!
– Но в Петрограде-то ты ее вел, как миленькую.
– Так она тогда в расстроенных чувствах пребывала и возможностей наших еще не знала. Теперь не то. Ученая. Рубит хвосты и уходит.