«Вектор сделает меня на раз! Или не меня?» – вопрос показался интересным, но интерес этот был чисто академическим. Натали вдруг поняла, что даже рада такому повороту дел. Вектор решит за нее, жить ей или не жить, вернее, остаться с Генрихом или нет. Один из них, а скорее всего, оба будут убиты… Или уцелеют. Оба. Или… Расчет прост. Вектор пришел или за Генрихом, или за ней. Но она Вектору живая – опасна при любом раскладе. Так что даже если за Генрихом, то, считай, и за ней.
«Вот и славно, – подумала она, успокаиваясь. – Вектор выступит в роли провидения, и пусть случится то, что случится. Пуля дура… Но бог шельму метит… Поглядим!»
На коронацию он надел парадную форму. Брюки с шитыми золотом лампасами, мундир с генеральскими погонами, знаками различия и наградами. Все, как полагается. Ему даже фамильную саблю приготовили, но ее Генрих предполагал прицепить в самый последний момент. Не ходить же, в самом деле, по дому при сабле, как полный идиот!
Он взглянул на себя в зеркало и покачал головой, только что матом не выругался. Эту форму – не эту конкретно, разумеется, а подобную ей – он не надевал двадцать пять лет. Когда-то она ему шла. Во всяком случае, так говорили знакомые дамы. Если бы не события осени тридцать девятого, так бы и носил. Наверняка добавил бы со временем третью звездочку на погоны и до полного генерала – уж всяко-разно – за двадцать-то пять лет службы как-нибудь да дослужился бы. Разве, нет?
Генрих очень вовремя взял себя в руки. Отошел от зеркала и закурил. И в этот момент – словно, только того и дожидался – щелкнул дверной замок, створки высокой двери плавно открылись, и в комнату вошла Наталья.
Высокая, стройная, в голубом атласном платье до пола, подчеркивающем фигуру и оставляющем открытыми плечи и верхнюю часть груди, она коротко взглянула на Генриха и подошла к тому самому зеркалу, в которое только что смотрелся он сам. Выглядела она завораживающе ново: почти незнакомая женщина с приведенными в порядок волосами цвета ночи, с лицом-маской – так много на него наложили косметики. Но старались куафёры не напрасно. Образ получился неординарный. Яркий. Впечатляющий. Его усиливали сияющие глубокой кобальтовой синевой крупные сапфиры. В волосах и в ушах, на груди, на запястье правой руки.
– Что скажешь? – Любопытно, но она очевидным образом ожидала слов одобрения. Не вообще, а конкретно от него. Грех не ответить взаимностью, и Генрих сказал правду.
– Знаешь… – он поймал себя на том, что готов наделать глупостей. Сказать Наталье, о чем думает на самом деле, или начать перед ней заискивать.