– Я не знаю, командир, куда она уходит и зачем, но Наталья Викторовна исчезает из поля зрения охраны каждый день. Иногда ночью. Пару раз возвращалась потрепанная, один раз с разбитым носом. По всем признакам ходит с оружием. Попросила достать ей кое-что специфическое. «Кольт Питон» с шестидюймовым стволом, пистолет-пулемет «Узи» и глушитель к браунингу FM. Я приказал не препятствовать…
– Все верно, – согласился Генрих с очевидным. – Пусть лучше мы, чем кто-нибудь другой. Что-то еще?
– В тот день, когда мы прибыли в Новогрудок, Ольга Федоровна Станиславская, ну, то есть тогда она еще была Станиславской…
– Людвиг, у тебя что, есть сомнения в моей дееспособности? Что ты мне, как сенильному старикашке, пояснения даешь?!
– Понял! – улыбнулся Людвиг, ему тоже непросто было в нынешнем своем положении. – Не повторится! Так вот, капитан-лейтенант воспользовалась тогда своими правами офицера контрразведки и запросила в Жандармском корпусе информацию на некоторых деятелей левого подполья. Мы об этом узнали несколько позже. Не до того было в первые-то дни. Сами помните! Как белки в колесе крутились. Но позже, особенно после выстрела у выхода из трактира, я имею в виду «Iš pragaro», я распорядился плотно заняться этим делом. Тогда и выяснилось, что Ольга Федоровна и Наталья Викторовна не для вида сблизились. Ольга через свои каналы – большей частью опять же через жандармов – добывала для твоей супруги разнообразную информацию, касающуюся боевой организации и конкретных людей, с подпольем связанных…
«Ах, Людвиг, Людвиг! Твоими бы устами да мед пить!» – Людвиг уже не в первый раз и всегда как бы невзначай называл Наталью супругой Генриха. Вроде бы случайно. Как бы обмолвка, но, что характерно, никогда не делал этого в присутствии самой Натальи. Знал, ей может не понравиться. Понимал, это как раз то, чего хотел бы Генрих.
– Так ты этим уже в течение трех месяцев занимаешься… – Генрих не удивился и не расстроился. Людвиг делал то, что обязан был делать, даже если наружное наблюдение пришлось снять по приказу самого Генриха. И то, что не докладывал, никак не может рассматриваться в качестве превышения полномочий или нарушение дисциплины, тем более этики. Напротив, пока сам не разобрался, не хотел «дурить» голову командиру, которому и без того хватало, чем эту голову занять.
«Однако если заговорил, значит, есть что сказать. Теперь уже есть».
– Разобрался, значит?
– Думаю, что да, – Людвиг проверил, до конца ли поднято толстое стекло, отсекающее от них водителя, и снова повернулся к Генриху. – Прикажешь доложить?