Случается, что сама жизнь дарит писателю такой полноценный сюжет, что ни выдумывать, ни додумывать его нет никакой необходимости. Сам по себе он и драматичен, и многопланов. И непредсказуем. Все в нем обнажено и обострено до такой степени зримо и психологически болезненно, что излишнее украшательство и словоплетение может только испортить общее впечатление. Таковы и эти события, свидетелем и участником которых я стал волей случая, а может быть, и иной волей, непостижимой для меня самого.
***
Это воскресенье я собирался провести дома. Отоспаться. Позаниматься с дочкой, посекретничать с ней, разузнать сокровенные девчоночьи тайны – какой всячиной-непустячиной занята душа, что за великие интересы магнитом влекут ее из дома на улицу по вечерам. Выведать про подружек, а может, и дружков сердечных. Много чего в головенке у подростков роится… В колготне повседневных служебных дел, командировочных завихрений, депутатских и других общественных забот почти не оставалось времени на собственную дочь, разве что в отпуске, который мы всегда проводили вместе.
Кажется, что вот совсем недавно, держась за мой палец, чтобы не остаться одной, она засыпала, подкатившись под бок, или, несмотря на материнский запрет, скреблась ко мне в комнату с заговорщицким шепотом: «Ну це писись? Писи, писи, я мисять не буду…» И вот выросла, больше под материнской опекой, в полудевицу со своими проблемами и сложностями.
В эти дни жена наметила поехать в ведомственный профилакторий отдохнуть от дочери, а заодно и от меня. А я оставался на родительской вахте. И не больно возражал. Пасха завтра, Светлое Христово Воскресенье. Сходим в церковь. Погуляем по весенним солнечным улицам в Солнцево. Посидим за праздничным столом. Пошепчемся. С такими благими намерениями и заснул.
Утром долго нежился в постели, жмурясь от яркого, казалось, весь мир залившего небесного света. Дочка из своей комнаты пришлепала, пристроилась под бок. Вместе смотрели на усердное приготовление жены, как она распаренное лицо оштукатуривала. Маску накладывала. Чего перед баней с бассейном прихорашиваться? Видно, натура женская такая: если – на люди, хоть на похороны, все равно перья начистить, хвост распушить… Думал об этом незлобно, как-то и не очень озабоченно думал. У нас давно так повелось, что мои компании не устраивали жену, а ее окружение – меня. Вот и жили под общей крышей каждый по своему разумению, не принуждая друг друга к единым увлечениям, радостям и привычкам.
Поднял меня из постели назойливый междугородный звонок. Телефон буквально захлебывался трелью, чуть ли не подпрыгивая на коридорной тумбочке.