* * *
Утром я решил навестить Бориса. Его увезли в психиатрическую больницу на Соловьевых горах. Это была не та клиника, где я встречался с Мишариным и где обычно Борис проходил лечение. Добираться туда было долго и трудно, поэтому я решил выехать пораньше.
Все время, пока ехал, меня не оставляло ощущение дежавю. Ровно год назад я катил по этой самой дороге, чтобы навестить Владимира Тимофеевича, своего бывшего директора школы. Та история закончилась плохо[4]. Как закончится эта, я не знал, но тревога, которая возникла, как только свернул на дорогу к Соловьевым горам, с каждым километром все увеличивалась.
Охранник на проходной меня узнал. Не знаю почему, в этом я увидел недобрый знак.
– Очередной клиент сбрендил? – спросил он, отдавая мой паспорт, и по-свойски подмигнул.
Я спросил, как пройти в десятое отделение, в котором лежал Борис.
– Десятое? – Охранник усмехнулся. – Сразу за девятым, в котором помещался ваш прошлый клиент. – Он рассмеялся, как будто отпустил удачную шутку. – У нас ничего не изменилось, планировка все та же.
Я долго блуждал по территории, совершенно забыв расположение. Утренняя жизнь больницы, если не била ключом, то, во всяком случае, оживленно шла своим ходом. За сетчатой загородкой играли в мяч дети – просто перебрасывали его друг другу. Один мальчик сидел на корточках в стороне и безучастно ковырял палочкой землю. Полным отсутствием эмоций на лице он напомнил мне моего аутичного друга из детства. Женщины в белых косынках собирали вишню. По дорожкам прогуливались больные. Народу в больничном парке было немало, но почему-то я ни к кому так и не решился обратиться. А когда наконец нашел десятое отделение, мною овладела такая тоска, что захотелось повернуться и уйти. Я еле поборол это желание.
Бориса поместили в общую палату на трех человек, но сейчас, кроме него, никого не было. Наверное, его соседи ушли на прогулку. Почему-то я представлял, что он, как Владимир Тимофеевич, окажется в «тюремной» одиночке за железной массивной дверью. Потому очень удивился, когда мне разрешили пройти прямо в палату. Режим в этом отделении был свободный, больные спокойно расхаживали по коридору, никто не думал ограничивать их перемещения. Все, как в самой обычной больнице. Это меня обрадовало, и тревога потихоньку стала уходить. А когда увидел Бориса, настроение вообще поднялось.
Он сидел на кровати и что-то записывал в тетрадь, используя тумбочку как письменный стол. Выглядел Борис вполне здоровым. На нем была клетчатая рубашка, очень похожая на ту, которая сыграла не самую приятную роль в его жизни, только на этой клетки были помельче и рукава короче. Я бы на его месте навсегда отказался от подобного стиля одежды.