И оказался прав: возможности действительно не оказалось.
* * *
Остаток ночи я провел в КПЗ – наши доблестные полицейские все же решили меня задержать. А перед этим раз сто заставили повторить мои, «пока свидетельские» показания. Я все честно им рассказал. Почти все. Два факта мне пришлось утаить: видения Полины – это им совершенно ни к чему, – и способ, каким я проник в кабинет Сотникова. По моему рассказу выходило, что кабинет был открыт. Они слушали меня с большим недоверием. Больше всего смущал ключ. «Если убийца унес ключ, то почему тогда оставил кабинет открытым? А если не собирался запирать кабинет, зачем тогда прихватил с собой ключ?» – вполне логично вопрошали они. Пришлось сыграть дурака. Я делал недоуменное лицо, пожимал плечами, даже пытался возмущаться: «Вы меня спрашиваете? Откуда мне знать, почему убийца так поступил?» Наверное, роль дурака мне удалась не вполне, поэтому меня и задержали.
Вызволил меня из темницы Серега Битов, в прошлом – мой однокурсник, а в настоящем – следователь прокуратуры. Как только утром он пришел на работу, как только узнал последние новости, так сразу и начал действовать. Через час я был на свободе. Честно говоря, на это и рассчитывал, поэтому не сильно расстроился, когда меня препроводили в КПЗ, понимал, что надолго там не задержусь. Единственно, что меня угнетало, – Полина. Но тут я надеялся на Людочку. В критических ситуациях эта несуразная в обычное время особа проявляла себя с самой лучшей стороны. Она могла и утешить, и отвлечь от неправильных мыслей.
Серега меня спас, но был очень разгневан, обругал дураком (может, мне не нужно было перед оперативниками роль играть, просто проявить свою истинную сущность?) за то, что не позвонил ему ночью, и потребовал, чтобы от этого дела держался как можно дальше. Но я и так не собирался заниматься убийством Сотникова. Зачем? Он ведь не стал моим клиентом. И потому с чистой совестью пообещал Сереге, что никуда не влезу. Ну разве я знал тогда, что уже на следующий день нарушу это обещание?
Кстати, в том, что я стал клятвопреступником, виновата Полина. Это она разожгла во мне то непреодолимое любопытство.
Домой я приехал в одиннадцать. Полина и Людочка встретили меня так, будто я не ночь отсутствовал, а целый год пропадал на войне. Сестрица наполнила для меня ванну с какими-то особыми благовониями (мне, впрочем, они не показались благом), накормила завтраком, больше напоминающим обед у Пантагрюэля, и все причитала и хлопотала. К счастью, Людочкин самолет вылетал в два часа дня, а до этого ей еще нужно было заехать в агентство и сдать наши путевки. Поэтому сильно утомить она не успела: в самом начале первого я посадил ее в такси, мы расцеловались, и она отбыла.